Кого и что только не обвиняют в московском послефутбольном побоище. Столичную мэрию и милицию, скинхэдов и мониторы, рекламу и русский дух, бессмысленный и беспощадный, водку и некие тайные антидемократические силы. Ладно, что Романцева особенно не трогают (если не считать спортивных форумов Рунета), хотя он нехороший тренер. Между тем, ответ на банальный российский вопрос в данном случае вполне очевиден. Виноват Путин, притащивший за своим президентством идею государственного патриотизма, которая через пару лет и воплотилась в то, во что должна была воплотиться – в бешеную толпу с тем самым русским духом и в милиционеров, не спешащих предпринимать меры.
***
Гадкая и обидная ивановская история с частично опавшими буквами с монумента Героям фронта и тыла, видимо, так и останется с многоточием в конце.
На первое мая какая-то убогая, но близкая к мэрии фирма приколбасила к памятнику блестящую золотом надпись, славящую ивановцев, отдавшим все для фронта и победы. Через день выяснилось, что буквы картонные и опадают то ли от легкого дуновения ветра, то ли от прикосновения младенца, обрадовавшегося яркой штучке. К Девятому мая никому из ответственных лиц не пришло в голову либо прилепить отвалившееся на место, хотя бы на один день, либо отколупнуть оставшееся. Ветераны возлагали цветы к памятнику с надписью на тарабарском языке, в котором особенно выделялось слово «победы» без «о» и «б». Честное слово, лучше бы вместо «б» отвалилась «п», как с яхты капитана Врунгеля, по крайней мере, было бы более символично. А так ветераны, и мы вместе с ними, все равно не узнаем, за что эти «педы» так поиздевались над святым днем и почему им за это ничего не было.
Что может быть патриотичнее для гражданина России, если не почтительное отношение ко Дню Победы, дню, поставившему нашу страну в уникальное и предпочтительное положение в сравнении с другими странами? В духовном и именно патриотическом смысле Победа просто не идет ни в какое сравнение по своей величине и величественности с западноевропейскими демократическими достижениями или с экономической успешностью Штатов, вещами вполне преходящими. По существу, Победа подтверждает претензии России на статус Третьего Рима.
Однако же, буквы с памятника отпали, и с этим никто из ивановских чиновников не счел нужным побороться. Над креслом каждого из них висит портрет Путина. Вот, собственно, в чем разница между патриотизмом и государственным патриотизмом.
Патриотизм – вполне естественное чувство нормального человека, такое же, как любовь мужчины к женщине, сына к матери. Чувство созидательное и приносящее плоды. Государственный патриотизм – чувство противоестественное, гомосексуализм в масштабах страны, где государство играет роль активного любовника, а патриоты – пассивных. Из такой любви не рождается ничего, кроме агрессии, стремящейся силой внедрить мысль о том, что противоестественное – естественно.
***
Все началось с предвыборной стратегии Владимира Путина, главная идея которой заключалась в «сохранении России как свехгосударства посредством уничтожения чеченских разрушителей государственности». Блестящий политический ход путинских технологов, к тому же по настоящему оправданный, так как необходимость замочить в сортире бандитов назрела и перезрела к тому времени до невозможности. Но прикладная военно-полицейская мера, кстати, до сих пор не завершенная, благодаря политической своей составляющей, помноженной на небывалый успех кандидата Путина, родила монстрика «государственного патриотизма», попавшего, между прочим, в уже созданные тепличные условия. Помните, как энергично эксплуатировался в еще госдумовской предвыборной гонке «патриотизм» всеми действующими персонажами – от коммунистов до либералов. Спинной мозг подсказывал им, что идейка созрела, т. к. страну совсем уж зачморили (благодаря тем же персонажам), и идейкой грех не попользоваться. Но только премьер-министр Путин, благодаря государственно-спецслужебно-бюрократическому ресурсу, смог ее употребить в полной мере. И он развязал победоносную войну.
Война – войной, а патриотизм приобрел вполне конкретных пользователей, т. е. высших, средних и низших госчиновников, и вполне конкретных пользуемых, т. е. граждан, которые до того, вроде бы, родину-то и не любили, или любили как-то не так, или недостаточно сильно. Потому что самый правильный патриотизм – это патриотизм генерала Шаманова, и если мирный доцент филфака Ивановского госуниверситета не так патриотичен как генерал, только что мочивший очередное бандформирование, то доцент и вовсе не патриот. Т. е., если Шаманов с Путиным так не думали, то, во всяком случае, они так говорили. Или их так трактовали государственные СМИ.
Ну и поперло: сериалы про героев-ментов и героев-спецназовцев, песни про них же, репортажи про подвиги на чеченской войне, а заодно — про геройство советских шпионов, увлекательные тайны Лубянки и прорывы советских ученых в области учебного ядерного бомбометания. Иначе говоря, поперла подмена понятия «любовь к родине» понятием «любовь к могучему государству», которое, в конечном счете, означает «любовь к чиновнику». Возвращение к известной советской политической технологии «винтик должен любить свою машину», в которой роль и вообще существование человека государству не интересны, поскольку оно становится самодостаточным. Благодаря такой технологии государство чуть было не проиграло Великую Отечественную. Но тогда на помощь государственному патриотизму пришел патриотизм нормальный, поскольку «не Москва ль за нами!» и «вся страна позади, а отступать некуда». Парадокс истории – после Победы госпатриотизм спокойно водворился на собственное место, и только при Ельцине началось избавление от него.
Борис Николаевич хорошо срубил фишку либерализма, но забыл, или не захотел, или не смог сдобрить его порцией здоровой патриотичности. Вернее всего не смог – в слишком уж глубокую депрессию загнал он страну, чтобы можно было гордиться чем-нибудь, кроме широты родных просторов и той же Великой Победы, вещей важных, но завоеванных давно. А насаждать патриотизм сверху, искусственно, при помощи локальных побед над бандитами, Ельцин не стал. И былого авторитета для этого не было, и, вероятно, интуитивно не захотел наступать на собственную песню борьбы с тоталитаризмом.
***
Гордиться какими-то уж больно особенными достижениями не приходится до сих пор. Не станешь же, в самом деле, ставить стране в заслугу благоприятные цены на нефть на мировых рынках. Но великие свершения случаются не часто, а национальную идею надо чем-то питать, пока вялый экономический рост вроде бы начинает отражаться на благосостоянии большинства граждан.
Апофеозом государственной патриотичности стал рекламный ролик на ОРТ (т. е. на канале, который за время правления Путина превратился из телевидения в рупор дешевой пропаганды), в котором футболист, повалившись на газон поля «нюхает родную землю», а плохой вратарь Филимонов представлен в виде «отца родного». Ну и все, приехали. Именно такой ролик, а вовсе не тот, где показан некто, разбивающий машину, привел к настоящему погрому.
Человек не может любить государство, поскольку государство – всего лишь инструмент, который, в теории, должен обеспечивать человеку хорошую жизнь на определенной территории. Как можно любить инструмент, в который вкладываешь кучу собственных денег, и все – как в черную дыру.
Зато толпа может любить государство, так как толпа – сама инструмент для тех, кто государством управляет. Толпа – часть технологии управления, приходящая на помощь управляющим, когда законного ресурса не хватает, когда необходимо обеспечить хорошую жизнь хотя бы чиновнику, если не получается обеспечить хорошую жизнь всем.
Московский погром показал, что толпа уже любит государство, что низшее чиновничество уже не считает нужным ей противостоять. Кремль, надо полагать, все еще надеется избежать помощи толпы, хоть и приготовил ее. Но ивановская история с буквами говорит за то, что помощи избежать не удастся. Российскому чиновничеству в целом патриотизм и кропотливая работа ради него не нужны.