Старуха сидит на краешке своей кровати, по советскому настенному коврику за спиной старухи тройка удирает от волков. Напротив старухи на табурете — полицейский, примостившись к столу, составляет протокол.
— Не помню я ничего, сынок, как в тумане всё…
— Ну как же Вы не помните-то, Лизавета Иванна, вот как он пришёл к Вам, помните?
— Позвонили в дверь, я и открыла.
— И не спросили, кто?
Морщинистое лицо старухи обрамлено белым платочком. Артритные руки лежат на коленях спокойно. Она будто безучастна ко всему, только нижние веки переполняются, наконец, и слёзы тихо выкатываются на коричневые щёки. Она даже не моргает.
— Он, когда вошёл, сам сказал, что-де газовщик… Или электрик? Нет, газовщик. Проверяльщик.
Полицейский пишет пару слов, смотрит на её слёзы и вздыхает:
— Ну? И что дальше?
— И забегал по квартере…
— А Вы?
— А я у двери всё стояла.
— И где он бегал? В этой комнате бегал?
— Не помню я, сынок, говорил он всё што-то громкое, — старуха смотрит на приоткрытый верхний ящик комода, из глаз синхронно выкатывается следующая пара слёз. Полицейский пишет ещё пару слов, будто в унисон её слезам, — найдёшь што ли? 162 тыщи ведь. Внуку хотела накопить, чтобы после меня осталось…
— Да как же найдёшь-то, Лизавета Иванна, если Вы ничего не помните… Ладно, вот отпечатки пальцев снимем… Расписывайтесь тут…
Полицейский встаёт, тычет пальцем в протокол. Старуха на палец не смотрит, поднимает голову и смотрит полицейскому в лицо. Без укора, без просьбы, без вопроса. Без всякого выражения. Кажется, она знает всё. Две следующие слезы мучительно держатся, дрожат над нижними веками…
***
В полицейских сводках, составляемых для прессы, не упоминаются преступления, что не раскрыты по горячим следам. Табу. Сейчас табу не распространяется только на так называемые «дистанционные мошенничества» и на кражи на доверии у пожилых людей. Кто-то умный в верхах МВД решил, что раскрывать эти преступления — только силы и время тратить. Слишком много, слишком хлопотно, слишком мелко. Дураков всё равно не научишь, старики всё равно скоро умрут. Лучше сообщать прессе обо всех таких преступлениях, делать вид, что ведётся профилактика — для отчётности полезно.
Только вот одно…
Преступления против стариков — самые тяжкие преступления. Это преступления против цивилизации. В нашем случае — против русской цивилизации. Благополучие стариков — главный показатель благополучия всего общества. Забота о стариках — признак здоровья общества.
Не надо учить стариков не открывать дверь кому угодно. Они этого не поймут, потому что они уже слишком близко к Богу. Им мошенники уже не страшны. Эти мошенники, эта слякоть страшна нам. Слякоть нужно уничтожать, иначе она пожрёт цивилизацию.
Но полиция ведёт профилактику. Тупые информационные ленты каждый день сообщают о том, что обворован очередной старик, потому что купился на дешёвый обман. В заголовках — усмешечка над стариком. Слякоть становится повседневностью.