Посвящается энтузиазму нового главы Ивановской области Станислава Воскресенского, с которым он взялся вернуть в Кинешму давно ушедшие из неё, волжской красавицы, большие белые корабли. Это вам не какой-нибудь комбинат синтетических волокон или форсайт-кэмп. Белые корабли — это душа города. Так что, Бог в помощь.
В 1983 году Пасха выпала на 8 мая, самый поздний из возможных вариантов, событие почти уникальное. Что очень не понравилось идеологическому отделу кинешемского горкома КПСС. Потому что отделу и с обычной-то Пасхой каждый год морока, что ни делай с гражданами-атеистами, а на Пасху они так и норовят опять православными стать, все с красными яйцами болтаются и целуются. А тут — 8 мая, перед самым Днём Победы! Разве можно устраивать такую мешанину!
И звонят из идеологического отдела настоятелю Успенского храма, единственного действующего в городе:
— А нельзя ли Пасху отодвинуть на недельку пораньше?
Батюшка чуть было не сказал, что Пасху двигать так же невозможно, как и День Победы, но вовремя прикусил язык и заговорил извиняющимся голосом:
— При всём моём уважении… Но ведь это даже хорошо! И тот и другой праздник — победа жизни над смертью!
— Эту проповедь вы нам тут не читайте, а если не хотите подвинуть Пасху, так хотя бы в колокола сильно не звоните.
— Да как же сильно-то не звонить, колокола, они и есть колокола, громкость не регулируется…
Хотя, надо сказать, хороший звонарь громкость легко регулирует.
Ну, думает идеологический отдел, я тебе, бородатому устрою! И через непродолжительное время размышления общей своей головой рождает гениальную идею. Раз Пасха случилась так поздно, то ей же хуже. Потому что уже началась навигация! И звонит начальнику речного порта.
— У тебя 8 мая в полночь будут какие-нибудь большие пассажирские корабли стоять?
— Будет один, из Горького…
— Так ты вели капитану прямо в полночь начать гудеть! Пусть гудит минут пять. А лучше десять.
— Зачем?
— Пасху праздновать будем.
— Не понял…
— Не понял и не надо, но капитану обязательно вели гудеть.
Кинешемский речной вокзал — он как раз под Успенским собором расположился.
В советские времена празднование Пасхи было организовано просто. Раз церковь отделена от государства, так пусть и ходит своим крестным ходом только по своей территории, за забором по церковному дворику. Снаружи, по периметру забора — милиция, которая в собор на молитву и ход пропускает только старичков и старушек, а молодых — нет, потому что дворик маленький, нечего толпу создавать, пожилых людей локтями пихать. Поэтому остальные пасхальные православные стоят снаружи, под милицейским присмотром.
И вот. Всё как положено. Колокольня неярко светится буквами «ХВ», крестный ход завершается, дело близится к полуночи, батюшка всходит на паперть, возглашает: «Христос Воскресе!», бабульки слабеньким нестройным хором отвечают «Воистину Воскресе!». И тут вместо колокольного звона как загудит пароходно-шаляпинским басом, точно с небес да по всей матушке-Волге. И без остановки. Настоятель посох свой уронил и как крикнет: Глас Божий! Бабки — хлоп лбом в землю. А майор, начальник милицейского караула, фуражку снял и перекрестился…
Корабль, что тогда гудел, назывался «Октябрьская Революция». Он, между прочим, до сих пор под тем же названием ходит.