Посвящается уходу Вячеслава Сверчкова из Глав города Иваново, каковым он бессменно был 10 лет, а также предстоящему открытию в Плёсе силами Вячеслава Сверчкова общедоступного Музея утюга.
Глава города Иваново Вячеслав Михайлович Сверчков очень любил зарубежный туризм. Если стоять на географической точке зрения, так Вячеслав Михайлович, пожалуй, был более турист, чем Глава. Но географическая точка зрения — она аполитична. И если с неё слезть, а перебраться на куда более объективную гражданскую позицию, так с неё сразу и видно, что туризм Главе более полезен, чем Иваново, от которого какая же может быть Главе польза — одно только несварение желудка. А следовательно — и ивановцам много больше пользы от туризма Главы, чем от Главы непосредственно.
Тому есть пример. Один, правда, но зато какой! Непреходящий.
Однажды Вячеслав Михайлович увидел в Нью-Йорке небоскрёб «Утюг», чудо архитектурного неоренессанса. И зрелище так его потрясло, что, купил он в ближайшей сувенирной лавке брелок «Утюжок», миниатюрную копию нью-йоркского чуда (которая и положила начало обширнейшей ныне коллекции утюгов), вернулся в Иваново и тут же позвал главного архитектора города.
— Знаешь ли, брат-архитектор, что я видел в Америке? Я там видел небоскрёб «Утюг»! Вот это теремок! Украшение города! Не то что наш обшарпанный Дом-корабль, хоть оба и носатые! И вот я тебя, архитектор, спрашиваю: отчего это национальный русский предмет украшает Нью-Йорк, а не Иваново?
— Почему же национальный? Вон Мартин Иден ещё сто лет назад американским барышням лифчики паровым утюгом гладил.
— Это американское извращение. Мужик лифчики ладонью должен гладить, а не утюгом. А утюг — это русский народный женский предмет. И Иваново, опять же, город невест. Так что давай-ка, строй в Иванове «Утюг»… Вот такой примерно, — и Глава города покачал перед архитекторским носом брелоком, — но, сам понимаешь, с местной спецификой!
Позднее, на торжественном открытии на площади Пушкина кафе «Морсен», двухэтажного фанерного утюга, от природы своей отдающего мочой (ибо углы этого утюга особенно удались в привязке к местности), Сверчков, морща нос, говорил архитектору:
— Чё-то не очень, знаешь ли, брат-архитектор, утюг-то… Хотелось бы как-то получше…
— Так сами же просили местную специфику…
Тогда Вячеслав Михайлович решил на архитекторов более не полагаться, а возвести утюг самому. Он даже не побоялся ради своей мечты произвести эксперимент над собственной новой плёсской дачей. Но и здесь его ждало разочарование.
Из тамошнего заповедника пришли какие-то суровые егеря и объяснили Главе, что в Иванове он может строить чего хочет, а здесь — заповедник русской избяной культуры, небоскрёбы-утюги не положены, что утюг — это не национальный русский предмет, а символ угнетения народных масс буржуазией.
Глава обиделся и пробовал протестовать. Он говорил, что хорошо разбирается в точечной застройке и что любой небоскрёб может прекрасно вписаться в любую избяную культуру, если правильно оформить пакет документов. Он говорил, что избяной ландшафт только выиграет от доминирующего здания, как выигрывает, например, любая самка от близости к доминантному самцу, а это и есть неотъемлемая часть национального колорита, ему ли, человеку, возглавлявшему Совет сторонников «Единой России» это не знать. И вообще, как можно спорить о национальном колорите с «Единой Россией» в его лице…
Егеря неторопливо обозрели пустое национальное пространство вокруг и лаконично спросили: ну и где же Ваши сторонники?
Вячеслав Михайлович вздохнул и решил подарить Плёсу не небоскрёб, а свою коллекцию утюгов. Потом махнул рукой и ушёл из Глав Иванова. По решению «Единой России».