Сука Элка и кисель

С праздником, воины и примазавшиеся, раз уж вас всё равно ваши женщины, не разбирающиеся в званиях, заодно поздравлять будут. Традиционная армейская байка к 23 февраля.

Жила при аэродромной офицерской столовой добрая и грустная сука Элка, названная в честь учебного самолётика Л-29 чешского производства, коими и была заставлена аэродромная стоянка от края и до края, дабы курсанты Борисоглебского училища могли сделать свой первый шаг в небо.

Вообще-то жить сукам на аэродроме не полагается. Но то ж была Советская армия. Поэтому Элка при столовой жила. И её любили за грустные глаза. К большому огорчению звёздно- и лычкопогонных любителей грустных глаз и живой природы Элка регулярно щенилась. Естество, оно же своё берёт, хотя никаких кобелей на аэродроме не было — это абсолютно точно. Так говорил прикомандированный по блату к столовой на все два года срочной службы старший повар и старший же сержант, татарин Гайнулин. Когда какой-нибудь офицер, первым увидевший Элкин живот, начинал распекать Гайнулина, он выкатывал глаза и рапортовал, что кобелей ни на аэродроме, ни в ближайших окрестностях нет и быть не может, поскольку он, как старший сержант, несёт за это полную ответственность. А Элка беременеет просто от естества.

Он же слепых щенят и топил. Элка же с каждым своим разрешением от бремени прятала щенков всё изощрённее. И, наконец, спрятала так, что Гайнулин их не нашёл, а когда щенки сами мягкими шариками выкатились из тайного логова на свет Божий, то топить их уже рука не поднялась. Ни у старшего повара, ни у кого другого.

А в это самое время мы с ефрейтором Федосеенко, который, несмотря на фамилию, был бурятом, несли наряд по столовой. Солдатской, разумеется. Помимо прочего наряд предусматривает транспортировку еды из военного городка «на полёты», то бишь на аэродром, когда там курсанты делают свои первые шаги в небе. Гайнулин все свои два года возил офицерскую еду, а солдаты по разнарядке, очередной или внеочередной, — солдатскую. В балаганчик с буржуйкой, пристроенный к офицерской столовой.

Закидали мы с Федосеенкой зелёные 10-литровые термосы со скудным солдатским харчем в кузов 66-ого, сами залезли, едем… Федос и говорит:

— Пить хочу, в которой фляге кисель?

— В этой, вроде…

Взял Федос кружку из громыхающего ящика с посудой, черпанул киселя, и тут 66-ой, разумеется, въехал в расщелину в бетонке. Федос весь в киселе, а солдатский кисель, доложу я вам, это не просто бром, это сладко-клейкая бромистая субстанция…

Пока мы еду из ГАЗа выгружали, Федоса щенки и облепили. Натурально прилипли. Лижут сапоги, визжат радостно. Стал собираться народ. Подошёл капитан Москвин, старший техник полётов. Почесал под фуражкой и молвил:

— Ефрейтор, вижу, тебя животные любят. Ставлю задачу убрать щенков с аэродрома. Как ты это сделаешь — не моё дело, но чтобы щенков на аэродроме не было. Иначе будешь иметь постоянный наряд по столовой.

Федос с поставленной задачей справился. Из Улан-Удэ в Ряжск прилетела его мама и забрала щенков.