Один из признаков власти — недоговоренность. Разные власти недоговаривают по-разному, в зависимости от силы общественных институтов. Кто-то недоговаривает нагло, кто-то виртуозно, кто-то много, кто-то мало. Но недоговаривают все. Любая власть воздерживается как от полного молчания (вариант — от чистой лжи), так и от правды-матки. Крайности неэффективны.
Практическая польза недоговаривания для власти не столь велика, как польза сакральная. Теснящиеся у подножия трона должны не столько понимать, сколько ощущать, что власть знает больше. И в этом-то «больше», недоступном теснящимся, заключено главное капитанское знание маршрута.
Поскольку на самом деле никакого такого «больше» нет, то недоговоренность позволено либо договаривать — солдатам или шутам, в зависимости от обстоятельств, либо интерпретировать — твердо знающим, что «больше» не существует. Интерпретатор, в отличие от договаривающего, рискует получить по башке. Но может и неплохо подзаработать. Тут уж как карта ляжет. Но в любом случае власть мягко улыбнется теснящимся у трона и скажет, что интерпретация неверна. И оставит недоговоренность недоговоренной. В этом и заключается, кстати, небольшая практическая польза недоговоренностей. Если интерпретация со слов власти «слегка неверна», то это верный признак того, что интерпретатор подзаработал. Если же она «неверна в корне», то значит, он получил по башке.
Это было небольшое разъяснение перед нашей интерпретацией недоговоренности, сделанной губернатором Ивановской области Михаилом Менем в интервью газете «Известия».
Недоговоренность.
«Природа этого кризиса, на мой взгляд, в том, что экономика, которая обслуживает реальный сектор, разрослась до огромных размеров. В компаниях, которые ничего не производили, а занимались финансами, рекламой, пиаром, дистрибуцией, стало работать больше народу, чем в реальном секторе экономики. Когда пообедать вдвоем в Москве в хорошем ресторане стоит 10 тысяч рублей, а в 300 километрах от столицы средняя зарплата составляет такую сумму — это нездоровая ситуация. Одновременно с этим в обществе появились серьезные морально-нравственные проблемы. Жажда накопительства захлестнула практически всё. Богатые люди вели себя вызывающе нескромно. Телевидение пропагандировало гламурные мероприятия и культ денег и насилия. Появились молодые люди с сережками в ушах, которые получали в своих офисах зарплату по 5 тысяч евро и более. Вся эта неживая конструкция не могла долго функционировать. Понятно, что все это родилось в Америке. Я абсолютно лишен какого-то тупого антиамериканизма, но я убежден, что вся эта квазиэкономика впервые появилась там. Этот перекос и перевернул корабль».
Интерпретация.
Наш, российский корабль. Можно сильно обижаться на Америку, можно ее ругать и ненавидеть, можно даже, пожалуй, слегка попугать американцев ядерной боеголовкой от «Тополя-М». Но факт остается фактом. Квазиэкономика зародилась в Америке, а корабль перевернулся российский.
Всё очень просто и логично. Америка могла себе позволять до определенного времени миллионнотонный офисный планктон. Больше того, он, в известном смысле, был необходим, — ведь вся суть развития цивилизации, идущего в этот исторический отрезок времени по американскому сценарию, в постоянном количественном и качественном наращивании потребления. Продукт, производимый реальным сектором, уже давно и много превышает необходимые и достаточные нормы для занятых в реальном секторе. Поэтому просто необходим паразитирующий потребитель, чтобы всё это жрать, — милллионнотонный офисный планктон.
Схема ненормальная. И она дала сбой именно по причине своей ненормальности, поскольку вошла в принципиальное противоречие с основополагающим американским принципом «равных возможностей». Который, как ни парадоксально, и привел к заболеванию. Вес планктона превзошел вес свободы выбора. Паразитов стало куда больше, чем хищников. И теперь планктон опять будет активно пожираться хищниками. Американский жесткий и жестокий, почти дарвиновский принцип «равных возможностей», где возможностей всегда больше у умных, сильных и беспощадных, опять торжествует, сколько бы Евросоюз не уговаривал Обаму прекратить печатать доллары.
Потому американский корабль не перевернулся.
А российский перевернулся, поскольку в России за десяток лет планктона успело накопиться куда больше, чем в Америке — за шестьдесят. А вот принципа равных возможностей как не было, так и нет. Планктон есть, а умных, сильных, хитрых и беспощадных хищников нет. Редкие экземпляры этой породы рассованы по лагерям под Читой или Лондону.
Ведь пообедать вдвоем в Москве в хорошем ресторане стоит 10 тысяч рублей, а в 300 километрах от столицы средняя зарплата составляет такую сумму — это нездоровая ситуация. И она характерна для России, но не для Америки.
Журнал «Власть. Ивановская область»