К 23 февраля я обычно рассказываю сказки из армейской жизни. А поскольку замполит полка майор Слонов не уставал мне говорить: Рахманьков, я очень хочу, чтобы ты дожил-таки до дембеля (притом, что в горячих точках я, благодарение Богу, не бывал), то за два года и один месяц баек у меня набралось на много 23-их февраля вперед.
Служил я срочную, если кто еще не помнит, в славной советской авиации, в самой красивой — истребительной — ее составляющей. А советская авиация, кроме прочего, отличается от иных советских родов войск в положительную сторону тем, что ты можешь прийти на дембель со значком парашютиста. Это такой великолепный по дизайну значок в виде парашютика, в который вместо парашютиста вставляется сменный жетончик, уведомляющий о количестве прыжков. Т.е., если быть точным, то и малюсенький парашютист в значке присутствует, но главное в нем — жетончик, подвешиваемый к ножкам этого малюсенького парашютистика.
А срочную в СА (как, я предполагаю и в РА) служат ради дембеля. В дембеле же самое главное — внешний вид. Кантики там всякие под погонами, сапоги гармонью, дембельский альбом, аксельбанты… Но это всё — суета иных родов войск. А вот значок парашютиста имеет только ВДВ (но это от безысходности), и авиация. Авиация — по желанию.
Объясняю. Летчики-офицеры и летчики-курсанты прыгают в обязательном порядке. Это им положено, несмотря на катапульту. А вот техсостав, в том числе и срочная служба, может прыгнуть заодно с летунами по желанию. В срочной, разумеется, очередь. Каждому хочется вернуться к любимой со значком парашютиста. Потому к прыжкам допускают не всякого. И даже не всякого отличника боевой и политической подготовки. Но меня майор Слонов, перекрестившись, к прыжкам допустил, поскольку я уже тогда извлекал пользу из умения составлять слова в предложения — был редактором полковой стенгазеты (не знаю где как, а у нас это была общественная нагрузка, которой любой хлеборез завидовал).
Ну, предпрыжковую подготовку я опускаю. Скажу лишь, что всё было гораздо серьезнее, чем получасовой «тренинг» в Ясюнихе. Там была и укладка парашюта, и прыжки с вышки. И всё было замечательно. Июль, кузнечики и одуванчики в аэродромной траве, жара, небо… И, наконец, день прыжков.
Летчики-офицеры, видимо, самые либеральные офицеры в мире. Ну, потому что с небес всё выглядит иначе. И в авиационных частях самая херовая дисциплина, но, как ни странно, почти нет дедовщины. Прыгают тоже все вместе. И офицеры, и прапоры, и срочная.
Любопытное наблюдение. Летчик, налетавший на МИГаре кучу часов, все равно слегка очкует, идя к кукурузнику. Ну а уж мы-то, солдатики, и подавно…
Ощущение от первого прыжка тоже описывать не буду. Кто прыгал, тот знает, кто не прыгал — рекомендую. Речь не об этом.
Кого допустили до прыжков, тот должен прыгнуть четыре раза. Два — в один день, и еще два — через неделю. Регламент у нас такой был.
А прыгали мы, солдатики, в обычной «техничке», т.е. в комбинезоне, в котором обслуживаешь самолеты, и в сапогах. На щиколотках штанин комбинезона предусмотрены хлястики с кнопочкой, чтобы этой кнопочкой пристегнуть сапог — специально для прыжков. И старшина Москвин специально для меня раза три повторил: Рахманьков, бля, не забудь сапоги пристегнуть, потеряешь — новые не дам.
Первый день прыжков прошел благополучно, и у старшины отлегло.
Но через неделю случилось то, что Москвин предугадывал. Я впечатлился июлем, кузнечиками-одуванчиками, солнцем и небом, и то ли забыл один сапог пристегнуть, то ли кнопочка была слабая, но когда над головой хлопнул, раскрывшись, купол, и наступил миг высочайшего парашютного блаженства, для меня этот миг был омрачен. Я остался висеть в синеве над крупномасштабной картой Ряжского района Рязанской области, а сапог устремился вниз, к этой карте, с опережающей меня скоростью, которую легко вычислить по известной со школьных лет формуле ускорения свободного падения. Портянка некоторое время еще ластилась к ноге хозяина, а потом, змея, скользнула вслед за сапогом…
Москвин мне, конечно, новые сапоги выдал. А куда бы он на хрен делся. Где ж бы я ему старый сапог нашел на карте Ряжского района? Но на очередном утреннем разводе меня здорово взгрели и даже что-то такое влепили типа нарядов вне очереди, которые тогда мне уж были не страшны, — я пребывал в ранге дедушки.
Но до утреннего развода было другое — меня без сапога не допустили к четвертому прыжку. Ха! А на жетончике значка парашютиста две стороны. «1-2», «3-4» и т.д.
Я к любимой явился, естественно, с жетончиком с цифрой «4» наружу.