«Людям нашего времени свойственны самолюбование и нежелание следовать каким-либо образцам. Но это — следствие нескромности и завышенной самооценки».
Э.-Й. фон Штрудниц, лауреат премии имени отца Александра Меня, посол ФРГ в РФ в 1995—2002.
Речь при вручении премии 14 ноября 2005 года.
***
Вы слыхали, как поют Мени? Супруги Инна и Михаил. На студии InnaRecords нынешний ивановский губернатор записал в прошлом году альбом «Песни нашей победы». (Совместное творчество с «Deep Purple» оказалось не просто ошибкой зрелой молодости, а началом чего-то большего).
Герой Андрея Мягкова в известной рождественской киносказке на вопрос «когда люди поют?» отвечал: «Ну, когда выпьют — поют…». Если бы так, то это было бы еще полбеды. Пьяный человек поет от чувства. Но даже когда он в сильном подпитии, его воздействие на окружающих ограничено по времени и по месту. И если и есть у него желание быть услышанным, а не только эмоционально опустошенным от физического усилия петь, то на утро пьяному человеку за это бывает даже где-то и неудобно. Гордыней быть обязательно услышанным несмотря ни на что, хоть за собственные деньги, страдают люди исключительно трезвые, но неадекватные, то есть с точки зрения восприятия окружающей действительности и себя в ней нетрезвые перманентно, в отличие от среднестатистического русского мужчины — пьяного не всегда.
Вот, например, Владимир Владимирович (не тот). Он когда выпьет — поет всегда. Но если вы ему организуете запись альбома, откажется точно. Рефлексировать будет: а хороша ли у меня нота «до»? Все-таки Рахманьков приличный человек — альбом со своими песнями не записывает.
Первое ощущение от «Землянки» в исполнении Меня — воровской гимн «Мурка» не на той скорости. Причем не в том гламурном исполнении а-ля «русский шансон», а по-настоящему: как на малине у «Черной кошки», где во главе стола Джигарханян. Второе ощущение — шок, потому что узнаешь музыку и распознаешь слова. Причем слова не хотят угадываться — сопротивляются этому «авангарду». Потом становится смешно. Очень.
В Иваново приезжал московский мэр. Зачем? Чтобы дать возможность заработать родному (во всех смыслах) московскому стройкомплексу 30-40 миллионов долларов. На ивановский ДСК СУ-155 потратил не больше 5 миллионов долларов. Реализация пресловутого микрорайона «Московский» будет стоить около 100 миллионов. Любое современное строительство имеет рентабельность не ниже 100 процентов. Вот и считайте. Эти квартиры в Иванове купить будет некому, потому что тех, кто может купить — мало, да и тем нужно другое жилье, не на бывшей свалке. Значит, весь проект — в рамках бюджетного финансирования. Мечта для любого предпринимателя. Халява. Да тут еще Лужков прилетел, показал какая «крыша» у строителей. Будем надеяться, что ивановский мэр Фомин знает, что московские власти землю уже выделили под это строительство.
Вы спросите, где здесь смешно? Вот и я думаю, где? Хотя сразу и смешно. Потому что нам говорят, что это инвестиции и, даже, страшно сказать, экономика. А вся экономика у нас лужковская: бабло не зарабатывают, оно должно само придти, надо только это дело пролоббировать. Все чиновники от мала до велика, прежние и нынешние говорят лишь об одном: нужно попасть в федеральные целевые программы. Теперь вот еще и в национальные проекты. Это и есть инвестиции — федеральный бюджет.
Надо еще Лужкову палехских художников навесить. Без культурной нагрузки никак нельзя: удачи не будет, примета такая. Мень знает. Он свое губернаторство начал с культуры-шмультуры (в одну точку бьет бродяга) — с палешан.
Палех — что-то типа народных промыслов, но не совсем. Настоящий народный промысел — это гетто, в котором живут индейцы, которые при приближении очередной группы туристов, начинают мастерить нечто бесполезно-индейское. Палехские художники хотят почти как в гетто — чтобы им деньги на жизнь давали, но при этом всей произведенной продукцией они бы еще и самостоятельно распоряжались. А кому она нужна?
Странно, что бельгийское правительство не борется за народный промысел фламандских мастеров, да еще бы желая, чтобы нынешние изделия стоили столько же, сколько и пятисотлетней давности. У искусства палехской миниатюры есть только один способ сохраниться. Запретить всю эту нынешнюю «бижутерию», объявить октябрь 1917-го окончанием периода искусства Палехской миниатюры, внутри этого периода вычленить этапы расцвета и упадка. Все, что за рамками — подделка.
Не надо путать проблему культуры с проблемами конкретных аборигенов. Последними должны заниматься органы социальной защиты, а искусство здесь не при чем. На палешан мне давно смешно. Вернее на тех чиновников, которых они за нос водят. Но. Антикультура — священная корова, она требует государственной опеки. Это культуру гнобят.
В бытность еще мэром Кинешмы Андрей Назаров в каком-то интервью сказал, что любит Паоло Коэльо. Прочел, мол, его и много понял, каждому мужчине есть что почерпнуть в его произведениях. Давно это было, но хохочу я до сих пор. Взрослый мужчина, читающий Коэльо, выглядит неприлично. Паоло Коэльо — вне контекста литературы, его почитатели — вне интеллектуального контекста. Скажете, они все там вне контекста? Согласен. Но зачем в этом признаваться?
У Михаила Задорнова, который сатирик (а который из них сатирик? а какая разница?) есть тест: «Нравится ли вам Петросян?». Это для плебса. Для патрициев и партийцев есть Коэльо.
Ни один текст, опубликованный на территории Ивановской области, не может считаться законченным без упоминания слова «Бабич». Но это не значит, что мы уже заканчиваем. Нет, в конце нас ждут фигуры более могущественные, чем даже Михаил Викторович.
«Я к этому патерпевшему такую лишнюю неприязнь испитываю, что даже кушать не могу». А он их всех имеет, как хочет и все тут. И мужчин, и женщин. А они его ненавидят. А он их трахает. Без любви. Но по обоюдному согласию на самом деле. Неужели не смешно? Культурный человек. Руку даю на отсечение, что Коэльо Бабич не читает. И даже не думайте про него этого.
Мэр города Фомин. Помню, года два назад он выразил мне свое мною неудовольствие. Я еще тогда подумал: наверное, он Коэльо начитался.
А генерал Ахлюстин! Примерно тогда же пришел лично, в лампасах и как кричал: да пока вы тут, я тогда Белый дом защищал, а это Миша Бабич под меня роет… Теперь, смотрю, шелковый ходит, в цивильном платье. Я еще тогда подумал: и почему ему никто вовремя Коэльо не подсунул — он бы ведь не оторвался от чтения!
С генералом я конечно замельчил тему. Но это я так перекинул мостик к другому военному — подполковнику КГБ Путину. Сразу предупреждаю: я Владимиров Владимировичей уважаю обоих. Рахманькова конечно больше, но все же. Чтобы никто не подумал, что я президента обвиняю в тайном пристрастии к Коэльо. Он Некрасова любит. Помните про строительство Николаевской железной дороги?
Сколько ни смотрю на карту России, всегда удивляюсь тому факту, что железная дорога между Москвой и Санкт-Петербургом — это практически прямая линия. И лишь в одном месте она делает легкий зигзаг. Но это же невозможное дело. В пустыне и то проложить несколько сот километров полотна на одной линии исхитриться надо. А тут среднерусская тоска с холмами и болотами. Есть на этот счет одна версия, которую я всегда считал легендой, но в последние дни сомневаться стал — уж не правда ли.
Народные летописцы рассказывают. При выборе маршрута железной дороги было много споров. Долгих и ожесточенных, с апелляциями и к Богу, и к царю, и к отечеству, и к Гринпис. Уже все было готово, военно-строительные роты вчерашних некрасовских крестьян ждали только последней команды, чтобы ринуться со шпалами наперевес навстречу друг другу одновременно из Москвы и Петербурга. Но не было еще высочайшей отмашки. И вот последнее совещание у царя. Формально все утверждено. Граф (с таким тревожным для русского слуха именем) Клейнмихель радостно потирает руки, потому что гринписовцев (ну, каких еще… понятно, другую партию) он завалил. Сидят князья с графьями, лениво поругиваются. Тут Николай I, устав от споров, встает, подходит к карте, берет в руки линейку, соединяет ею две столицы и карандашом проводит линию. А так как чертежник он неопытный, то большой палец левой руки чуть съехал с линейки на бумагу и карандаш в этом месте дал загогулину, которую мы сегодня и видим на карте.
На днях. Смотрю наше безумное телевидение. Последнее совещание в Томске на предмет маршрута нефтепровода из Сибири в куда-то. Стороны лениво что-то обсуждают, хотя все уже решено. Человек с сакральным для всякого русского именем — Семен Вайншток — радостно потирает руки, потому что всех завалил и даже гринписовцев. Тут Владимир Путин, как бы устав от споров, встает… Подходит к карте… Берет в руку карандаш… И рисует новое направление нефтепровода…
Со мной от хохота чуть не случилась истерика.
Был бы я Владимиром Владимировичем (не тем) я бы здесь (или он бы здесь?) поставил точку. Но у меня такого литературного таланта нет, и поэтому я продолжу, в ущерб художественной цельности.
Такое впечатление, что на госслужбу, в депутаты и в отдельные госолигархи набирают только тех, кто начитался Паоло Коэльо. Уж лучше бы брали тех, кто наелся грибов Кастанеды, потому что у последних это всего лишь галлюцинации, в отличие от первых, у которых — нормальное состояние.
Я ни разу не слышал ни одного честного голоса из уст хоть кого-то властью облеченного, что Вайншток негодяй, и что есть вещи, которые делать нельзя. Вся элита — как кролик перед удавом оцепенела. А у Путина, между прочим, если кто еще не заметил, чувства юмора нет вообще. Да, такие, как Путин и Бабич Паоло Коэльо не читают. Зато трахают начитавшуюся «элиту», как хотят. Вне зависимости от того, правильно они что-то делают или нет, нужно это стране или вредно — просто по форме это трах.