Майские праздники, они такие же хорошие (или такие же утомительные – это кто как воспринимает текущий момент), как и новогодние. Потому что синусоидальные – праздник, потом передышка, потом опять праздник. Нет, майские праздники даже лучше новогодних. Они теплее, ибо ближе к лету.
Так вот – парочка ивановских зарисовок о таком чýдном времени, как междупраздничная передышка. Зарисованы они, главным образом, для ивановцев, по тем или иным причинам покинувших родину (свою и Первого Совета) и соединенных теперь с нею только посредством Всемирной сети. Вдохните, дамы и господа, «дым отечества».
***
Утренняя (кажется второ-, или, может быть, третьемайская) небольшая очередь в кафетерии. В классическом универмаговском кафетерии. В данном случае в универмаге на Сортировке (кстати, существует ли в России город, где бы не было района, называемого «Сортировкой», даже если через город не проложено ни одной рельсины?). Стойки сомнительной чистоты. Продавщица – приятных пухлости и возраста блондинка с подкрашенными в темное корнями волос (замечали ли вы, господа, что 90 процентов блондинок почему-то подкрашивают корни волос в темное?), с добрыми от усталости коровьими глазами, в форменном колпачке с рюшечками. На стойках – опорожненные еще более утренними посетителями пластиковые стаканы разных калибров. Грязная дворняга и грязная побирушка неопределенного пола в качестве самых дальних статистов – в неназойливом ожидании чего-нибудь.
Очередь состоит исключительно из мужчин, самых неодинаковых, но с одинаковыми послепраздничными следами на лицах. Процесс продвижения очереди молчалив и даже, пожалуй, торжественен. В нем витают флюиды неосознанной дружбы людей, делающих общее и нужное человечеству дело.
— Кружку пива…
— Сто пятьдесят и стакан «Буратино»…
— Двести портвейна и бутерброд…
Как все-таки прекрасно это разнообразие единодушия (вечная память и Царствие Небесное Венечке Ерофееву)! И вдруг…
— Торт, пожалуйста…
Дисгармоничная реплика произнесена молодым человеком средних лет и средних физических данных, у которого следы на физиономии нисколько не отличаются от следов его соседей по кафетерию. Очередь и уже приступившие к опохмелу замирают, продавщица тоже, дворняга тявкает пару раз. Первой из глицеринового оцепенения выходит блондинка…
— Какой?
Из очереди доносится тихое «ёбтыть».
Молодой человек средних лет тупо вперивается в витрину с разноцветными тортами и о-о-очень долго о чем-то своем думает. Из очереди доносится второе тихое «ёбтыть».
— Так какой?
— Нет, лучше дайте двести портвейна и конфету.
Очередь одобрительно и облегченно вздыхает. Процесс делания общего и нужного дела продолжается.
***
Утреннее (опять же либо второ-, либо третьемайское) маршрутное такси. В салоне непривычно много опять же мужчин, воздерживающихся от передвижения в собственных легковушках по понятным межпраздничным причинам. Уже упоминавшиеся следы на лицах. Мирная тишина, совсем чуть-чуть разбавленная покойным Кругом из водиловского магнитофона. Свободны два места в двух разных углах салона.
На очередной остановке они заполняются парочкой подружек. Это две тетки неимоверных размеров, неимоверного благоухания каким-то гадким дезодорантом и с неимоверно базарными голосами. Одна из теток своими формами вляпывает в стенку соседа, мужичка, которому явно нехорошо после вчерашнего.
Подружки продолжают через весь салон прерванную беседу, из которой вскоре всем пассажирам становится ясно, что одна, та, что притеснила соседа, совсем недавно обеспокоила своим туризмом Италию и теперь делится впечатлениями.
— А какие там мущчины! Не то, что наше быдло! Вино пьют постоянно, а все время трезвые. И в ладоши хлопают тебе, когда мимо проходишь! «О! Синьора!». А наши, блин, налопаются с одного стакана и мурлом в землю. Да хоть бы мурло-то нормальное было…
И так без перерыва, визгливо, с обильной жестикуляцией в продолжение двух остановок. Наконец, после особенно смачной фразы в адрес ивановских мущчин и не менее смачного жеста, показывающего, что они не идут ни в какое сравнение с итальянцами, мужичок, уже почти окончательно размазанный бурными движениями форм по стеклу, орет.
— Заткнись сука, а то щас как ё…ну!
Водитель от неожиданности тормозит, осмысливает ситуацию, а потом заявляет.
— Не возражаю.
Трогается и слегка прибавляет Круга. Больше маршрутка про итальянцев не узнала ничего. Все глубокомысленно слушали про Владимирский централ.