Самым коротким анекдотом у нас всегда считался «Коммунизм». По логике же таковым должен быть «Колхоз». За редким исключением, все кто поминал и поминает отечественное сельское хозяйство и его работников, хоть всуе, хоть подробно и обстоятельно, не могут удержаться от шуток и злорадства в адрес колхозников. Неурожай – беда, урожай – еще большая беда; весной – переувлажнение почвы, летом – засуха; посевная, равно как и уборочная, всегда застает колхозника врасплох; мужики в сельсовете, а народ (бабы) – в поле и так далее. Все плохое, что говорится про сельское хозяйство, – правда. Все хорошее – вранье. Однако же из этого обстоятельства должен проистекать не только черный юмор. Необходимы выводы, которые сложно сделать наблюдателю, привыкшему лишь смеяться над колхозниками, и еще сложнее это сделать самим обиженным колхозникам.
Утверждение, вынесенное в подзаголовок статьи, отнюдь не метафора. К бюджетной сфере мы относим те отрасли человеческой деятельности, которые не производят материальных благ, но которые крайне необходимы обществу и государству. Сельское хозяйство, конечно же, производственный сектор народного хозяйства, но сути это не меняет: де-факто, это бюджетная сфера, доказательства впереди.
Все основные сельскохозяйственные показатели в Ивановской области за последние десять лет сократились более чем вдвое (поголовье скота, парк машин, производство продукции и т. д.). Если же говорить о капитальном строительстве и внесении удобрений, то здесь сокращение составило три тысячи процентов! Отсутствие удобрений в Нечерноземье – гарантия тотального снижения урожайности. При этом ничто не наносит такой ущерб природе, как культурное земледелие. Поэтому отсутствие вложений в землю, которая уже давно искусственно выведена из природного биоценоза, влечет деградацию сельскохозяйственных земель и окружающей природы.
Давно уже стала аксиомой мысль, что наиболее тяжелое положение в Ивановской области именно в сельском хозяйстве. В этом нас в последние годы старались уверить аграрии всех уровней: от чиновников до колхозников и фермеров, и им это удалось. Хотя сочувствия почему-то у нас они не вызывают.
Население области составляет один миллион двести тысяч человек, из них сельское – всего двести тысяч, то есть в пять раз меньше городского. И вот на фоне такого известного всем бедственного положения в сельском хозяйстве и многократного несоответствия трудовых ресурсов, вдруг, в последние полгода-год, стала частенько озвучиваться странная цифра соотношения налоговых поступлений в областной бюджет АПК и всей остальной промышленности. Оказывается (и нет причин не доверять этим цифрам), налоговые поступления агропромышленного комплекса составляют примерно тридцать процентов от всей промышленности!
Собственно, так, или примерно так, было всегда, но упор на этих цифрах именно сейчас сделан не случайно: аграрии сменили тактику. Заявляя, что третья часть бюджета формируется за счет сельского хозяйства, можно и нужно смелее и больше просить денег из того же бюджета, оправдывая это тем, что деньги не пропадают зря, каждый вложенный рубль работает и дает отдачу в виде реальных поступлений в бюджет. Для многих эти данные явились чуть ли не откровением. Двадцать процентов трудовых ресурсов в нищем, убогом и вечно обижаемом всеми сельском хозяйстве дают тридцать процентов – не объемов, а налогов. Любое машиностроение, по сравнению с сельским хозяйством, имеет добавочную стоимость, а значит, и рентабельность, и уровень налогов значительно большие. Исходя из всего вышеперечисленного цифра в тридцать процентов звучит так гордо, что хочется давать сельскому хозяйству денег еще и еще. Одновременно с этим цифра в тридцать процентов звучит абсолютно несуразно. И пора уже разобраться с нею.
Есть агропромышленный комплекс, а есть собственно сельское хозяйство. Формально, это одно и тоже, то есть второе — часть первого. Реально же – это совершенно разные вещи. Ко всему этому «колхозу», кроме натуральных колхозов, относятся: «Шуйская водка», Ивановская пивоваренная компания, Петровский спирткомбинат и все хлебозаводы области. Понятно, что ни один из них не использует сырье, произведенное нашими колхозниками. Пивоваренная компания по объемам производства в денежном выражении ненамного отстает от машиностроительного гиганта АО «Автокран», «ШВ» отстает раза в три с половиной. Объемы же производства и налоговых платежей всех хлебозаводов, думаю, обгонят даже «Ивэнерго».
Доходную часть бюджета Ивановской области в этом году назвать затруднительно. Областное финансовое управление так верстает бюджет, что к концу года всегда вылезают непредвиденные доходы, причем в довольно больших объемах (зачем это делается, пусть голову ломают депутаты Законодательного собрания, чем, впрочем, они уже давно и заняты), поэтому о доходах за текущий год говорить рано. В прошлом же году они составили миллиард сто четырнадцать миллионов рублей. Тридцать процентов из них – это триста семьдесят миллионов. Между тем только акцизов от производства водки и спирта (а это все АПК) в бюджет поступило больше ста миллионов рублей. Доля собственно колхозников – тех, кто занят животноводством и растениеводством, в доходах областного бюджета ничтожно мала. Сельское хозяйство в том же прошлом году получило из областного бюджета по меньшей мере сто восемьдесят миллионов рублей. Это вспомоществование и затраты на содержание структур управления АПК с лихвой перекрывают все налоговые платежи ивановского сельскохозяйственного производства.
Конечно же, колхозы нельзя назвать в полной мере бюджетными организациями, поскольку налоговые платежи — это не все, что ими заработано: худо-бедно они все же сами себя содержат. Но согласитесь, ситуация, когда объем бюджетного финансирования превышает объемы налоговых платежей – в производственной сфере, – выглядит нелепо.
Сельское хозяйство может быть, а возможно и должно быть, бюджетной сферой. Никто не требует от армии, милиции, образования, здравоохранения денежных прибылей и налогов. Требуют других конкретных результатов, крайне необходимых стране. А что может быть важнее и необходимее продовольствия? Сельское хозяйство должно обеспечить производство минимально необходимых продуктов питания, которые обеспечат продовольственную безопасность страны при любом раскладе климатических, погодных, социальных, внутри и внешнеполитических сил и условий. Все дело в оптимизации расходов и повышении эффективности бюджетного финансирования. Если к сельскому хозяйству подходить именно с таких позиций, то сразу окажется, что и денег-то ему нужно меньше, а самое главное — что их нужно давать на иных условиях и совсем по-другому.
Сельское хозяйство в России лишь с большой натяжкой можно отнести к полноценному производству. Связано это исключительно с климатом. Нулевая изотерма самого холодного месяца, января (линия с севера на юг Европы, отделяющая зону со средней температурой января выше и ниже нуля градусов) проходит примерно там, где лежит западная граница страны (за исключением южнорусских хлебных губерний). По определению, зоны с отрицательной изотермой января – неблагоприятные для сельскохозяйственного производства. В России каждый третий год неурожайный, остальные два – условно урожайные.
Первый массовый голод с вымиранием сотен тысяч крестьян случился не с введением продразверстки большевиками и насаждением колхозов. Первый голод произошел через тридцать лет после отмены крепостного права – в 1889-1890 годах. Это был неурожайный год, но обыкновенно неурожайный, не из тех, что случаются раз в десятилетие. Но это был год, когда, в основном, закончилось перераспределение земельной собственности, вызванное отменой крепостного права.
Крепостное право — вообще очень интересная тема, которую у нас понимают совершенно неправильно. Те коммунисты, которые были раньше и которые не опасались частной купли-продажи земли (потому что ее просто не могло быть), то есть советские коммунисты, к отмене крепостного права относились положительно, считая таковое системой закабаления крестьян, что в корне неверно, так как это была система, при которой в тех условиях единственно могла быть обеспечена не просто продовольственная безопасность страны, а выживание крестьян. Нынешние коммунисты должны ругать отмену крепостного права, поскольку именно с этого в России началась классическая купля-продажа земли на уровне товарных отношений, что и привело к первому голоду спустя почти тридцать лет.
Крестьянская община владела землей и равномерно пользовалась всем урожаем. В любой местности существуют земли, которые даже в самый засушливый (а другие земли в самый дождливый) год дают определенный минимум урожая, который позволял общине выживать всегда. После отмены крепостного права собственность общины стала распределяться, появились кулаки. Почему кулаки? Очень просто, свое название они получили потому, что скупали лучшие земли и концентрировали их в одних руках, то есть собирали как бы «в кулак». К 1889 году новый класс земельных собственников – кулаки – почти полностью перераспределил все земли. Царское правительство в то время, как, впрочем, и в любое другое и сейчас тоже, решало три основные проблемы – укрепить курс рубля, получить иностранную валюту, повысить роль и значение России на международном уровне. Вывоз хлеба за границу поощрялся на государственном уровне. При самом незначительном по российским меркам неурожае абсолютное большинство крестьян оказалось без хлеба, а весь урожай был у кулаков. Даже те из них, кто не имели вначале намерений вывоза хлеба и его продажи за границу, тем не менее стали его вывозить, понимая, что спустя несколько месяцев, когда голод будет свирепствовать по всей стране, правительство будет вынуждено закупать его за золото за границей. Так и вышло, причем покупался, в основном, свой же хлеб, вывезенный из страны за полгода до этого. В период сбора урожая правительство, поощряя приток валюты от продажи хлеба, волевым решением направляло вагоны лишь в одном направлении и на одни нужды – хлебных экспортеров. Это также усугубило ситуацию с голодом, поскольку у крестьян не было возможности внутренней миграции из наиболее голодных регионов страны в более благополучные.
Такова наша история. Таков был результат рыночного перераспределения собственности на землю, и таков результат извечного отношения Российского государства к его подданным. Из-за последнего российский крестьянин плачет даже тогда, когда получает хороший урожай. С юга России, где выращен гигантский урожай хлеба, мы слышим только стоны тех, кто его вырастил. Цены устанавливают спекулянты. Крестьяне несут убытки, и все хотят продавать зерно только за границу. Больше ста лет прошло, а взаимоотношения государства и крестьянина остались теми же.
Рентабельным может быть только крупное сельскохозяйственное предприятие, колхоз это будет или фермерское хозяйство – не важно. Должны быть введены ограничения на продажу земли, но только не те, о которых обычно говорят. Должен быть определен не верхний (он может быть любым), а нижний предел размера сельхозземель, меньше которого производство не может быть рентабельным и должно быть запрещено. Крупные хозяйства должны иметь в обороте не лучшие земли, собранные в кулак, как в девятнадцатом веке, а целые районы, на которых будут располагаться и плохие, и хорошие земли, и сельскохозяйственные, и отведенные для жилья, дорог и т. д. Разбивание земель на множество мелких и относительно небольших участков приведет к тому, что плохие земли окажутся и вне естественного биоценоза, и вне культурного земледелия, что приведет к их гибели, а, следовательно, и дальнейшему расширению непригодных для ведения сельского хозяйства земель.
Только в условиях существования крупных хозяйств можно вести речь о продовольственной безопасности. Только таким хозяйствам следует оказывать финансовую и материальную помощь, и только с такими сельхозпроизводителями можно будет государству в лице федеральных и областных органов власти выстраивать какие-либо отношения, касающиеся гарантированных объемов закупок и стабильных цен или ценовых компенсаций. При этом бывшие колхозы в ряде случаев должны считаться недостаточно крупными хозяйствами для такого рода взаимоотношений.
Растаскивание собственности в текстиле уже почти угробило его, по крайней мере создало массу дополнительных проблем. В сельском хозяйстве ситуация аналогичная. Власти фактически не с кем вести диалог и не с кем договариваться. Те колхозники, которые сейчас считают себя субъектом переговоров, таковыми быть не могут – они слишком мелки для того, что оказывать влияние на объемы производства и на рынок. Договориться же между собой они никогда не смогут (опыт текстильщиков показывает это, а колхозов — еще больше). Они могут только просить денег в виде прямых вливаний, то бишь подачек. От такой помощи они продлевают себе жизнь, но это не может изменить ситуацию в сельском хозяйстве. Агропромышленному комплексу необходимо изменение структуры и укрупнение хозяйств и создание новой системы взаимоотношений с потребителями и бюджетом.