«Право частной собственности на землю отменяется навсегда; земля не может быть ни продаваема, ни покупаема, ни сдаваема в аренду либо в залог, ни каким-либо другим способом отчуждаема. Вся земля: государственная, удельная, кабинетская, монастырская, церковная, посессионная, майоратная, частновладельческая, общественная и крестьянская и т. д., отчуждается безвозмездно, обращается в всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней». Декрет «О земле», 26 октября 1917 года, Всероссийский съезд советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
Несмотря на Конституцию РФ и Земельный кодекс, данный документ – декрет «О земле» – является действующим нормативным актом, входящим в действующую нормативную базу Российской Федерации.
Что такое «всенародное достояние» известно более чем хорошо, однако притягательность этого термина с точки зрения социальной справедливости настолько велика, что некоторым товарищам ох как жалко расставаться с всенародным. Есть в этом некий признак собаки на сене: хоть и ничье, а когда отдаешь в чьи-то частные руки, кажется, что расстаешься словно со своим. Такое сравнение пришло на ум во время обсуждения на заседании администрации области проекта областного закона «Об установлении цены земельных участков… при их продаже собственникам расположенных на них зданий, строений и сооружений». Цена может быть установлена в пределах от трех до десяти размеров действующей ставки земельного налога. Администрация предлагает восьмикратный размер. В ближайшее время проект закона, а, следовательно, и возможной цены будет обсуждаться Законодательным собранием, и вряд ли депутаты, многие из которых директора предприятий, согласятся с этой несправедливой ценой. Коллизия же здесь в следующем.
Цены, как известно, устанавливает рынок. Большого спроса на землю, как многие ожидали или боялись, нет. В данном же случае речь идет даже не столько о цене земли, сколько о цене выкупа земли теми собственниками, которые фактически этой землей и так уже владеют. Не будем говорить о гаражах, киосках и т. д. – для этих категорий собственников цена должна быть другой. Поговорим о крупных ивановских предприятиях: фабриках, заводах и комбинатах. «Автокран», «Кранэкс», БИМ, НИМ, «Красная Талка» и многие другие в течение десятилетий использовали и используют землю, на которой расположены. За эти годы они вложили в свою землю столько, сколько она и не стоит. Теперь же им предлагают выкупить ее у государства, чтобы юридически оформить в собственность. Это даже нельзя назвать первичным рынком земли, это – формальный выкуп того, что по идее и так должно предприятию принадлежать. Отдавать за бесплатно, конечно же, не стоит (хотя и можно), но уж цену для этих категорий собственников следовало бы назначить по минимальной ставке. Так нет – загнули чуть не на всю катушку!
Во время обсуждения, в зале с мест раздавались выкрики типа: и так все отдали, ничего им не давать, продавать так за дорого… Кричала, конечно же, та часть присутствующих, которая составляет коллектив чиновников, ни копейки не заработавших за всю свою жизнь, а всегда только считавших и перераспределявших заработанное чужим трудом.
Когда шла приватизация жилья, никто ведь не предлагал жильцам выкупать квартиры по рыночной цене – предполагалось, что человек, получив эту квартиру от государства или предприятия, имеет на нее полное право: своим трудом и налогами он давно уже ее выкупил. Приватизация была практически бесплатной, а сразу после оформления права собственности, владелец тут же мог продать свою квартиру по рыночной цене. Та же схема должна распространяться и на промышленные предприятия. Цена, которую предложила администрация, доходит, в зависимости от площади фабрик и заводов, до нескольких десятков миллионов рублей! Да никто свою же землю за такие деньги выкупать не будет. Это приведет к тому, что будет парализован и вторичный рынок земли, так как сейчас нельзя продавать имущественный комплекс отдельно от земельного участка, на котором он расположен. О справедливости в отношении предприятий, десятки лет работавших на земле и по праву считавших ее своей, я и не говорю.