Люблю за ничем незамутненный разум, поразительную наивность и замечательную способность не видеть ничего, кроме того, что хочется увидеть. Если корреспондент BBC приехал за негативным сюжетом, то пусть он хоть в рай попадет, назовет все это адом, а если он приехал делать лубочный репортаж про электронную почту в российских колониях, то можно быть уверенным, что все увиденное им будет отражено под этим сладким соусом. Покажи ему теперь огромные просторы, огороженные колючей проволокой, он скажет: ах, как свободно в российских колониях и как тесно в английских тюрьмах. Мы же с вами, выросшие в уютной колыбели коллективизма, с завистью и тоской узнаем о том, что на Западе и солдаты, и заключенные спят не в огромных казармах, с выстроенными в длинную шеренгу кроватями, а в отдельных комнатах — по два-три человека.
Можно, конечно, списать все на привычку считать лучше там, где нас нет, да только не в этом случае. Визит съемочной группы BBC в Иваново анонсировался еще недели за две до их приезда, который состоялся-таки накануне первомая. Известно было и что конкретно заинтересовало англичан — электронная почта на зоне. В результате же, кроме этого они были потрясены еще и «свободой передвижения в российских колониях, отличающейся от тесноты английских тюрем».
Зажравшемуся англичанину невдомек, что тотальный коллективизм наших колоний это и есть самое страшное в российской пенитенциарной системе. Спать, есть, работать, ходить — все толпой, полное отсутствие даже намека хоть на какую-то личную свободу. В толпе нет индивидуальностей, там нет места личному даже для вождей. В тюрьме толпа и коллективизм продуцируют и бесконечно размножают блатные законы, воспитывая и перевоспитывая всех без исключения сидельцев.
Российские граждане, попадая на зону, фактически приговариваются за одно преступление к двум наказаниям. Первое — и не самое страшное — это формальное ограничение свободы; второе — то, что делает российские зоны одним из самых страшных мест заключения в мире — это ограничение и подавление личной, внутренней свободы, а отсюда и подавление личности коллективом зоны. Коллектив этот живет по своим неписаным внутренним законам, которые никак не зависят от администрации. Не имея возможности ни на минуту и ни на миг остаться одному, любой человек становится составной частью организма зоны, усиливая его и обеспечивая ему бесконечную живучесть.
Нет ничего хуже замкнутого коллектива людей, приговоренных к <коллективизму>. Коллектив — тотальная несвобода. В нашей стране ничего не изменилось, наши понятия остались прежними: лучшие родители — трудовая коммуна по-макаренковски, лучшее перевоспитание оступившихся — коммуна зоны.
Понятно, что во многом это объясняется отсутствием денег. Но никто ведь не ставит вопроса о свободе личности в зоне, если и говорят о чем, так это о питании, обмундировании, отсутствии работы. Больше чем уверен, как только чуть добавят денег на обеспечение жизнедеятельности колоний и у их начальников престанет болеть голова о том, как накормить <контингент>, так сразу о всяких реформах забудут. А после того, как осужденных накормят, все на зоне останется как было, потому что коллективизм, будь он неладен, идеологически остается основой перевоспитания. И здесь я абсолютно согласен с идеологами: в тюремном коллективе перевоспитать любого человека проще простого, только не в ту сторону, в какую полагают малахольные английские корреспонденты. Да на них бы и наплевать, плохо другое. С какой, казалось бы, давно позабытой совковой подобострастностью перед всем иностранным, наши местные СМИ взялись неистово умиляться тому, как умилялись английские корреспонденты на наши просторные тюремные казармы. Им бы всем нормальную туда экскурсию устроить — месяцев на шесть-восемь — в коллектив с электронной почтой.
P. S. Глаза закрою, и вижу картину про то, как ивановские зэки пишут электронное письмо. Только разобрать не могу кому: то ли Биллу Гейтсу, то ли генералу Панину: