7 сентября в 15.00 в музейно-выставочном комплексе «Присутственные места» (г. Плёс, Соборная гора, 1) — открытие выставки Николая Эстиса «Там, где кончается слово». К 80-летию художника, работы которого находятся в государственной Третьяковской галерее, музее изобразительных искусств им. Пушкина, в Ново-Иерусалимском музее, в государственных художественных музеях Петрозаводска, Ярославля, Мурманска, Перми, Орла, Златоуста, в государственном художественном музее Эстонии, в Дрезденском музее, в собрании Академии наук США, в собрании Костакиса в Греции и т.д.
А вот что пишет Эстис сам о себе:
«О том, что я хочу быть художником, и только художником, в нашем местечке знали все.
– Вы уже слышали?
– Шо такое?
– Ой, из такой хорошей семьи… Бедная Полина Львовна!
– Нет, она того не допустит – она ж учительница!
Равнодушных не было. В едином порыве пытались спасти, урезонить, уговорить. Исчерпав доводы и резоны, моя измученная мама пришла в отчаяние:
– Сынок, художники… они же вечно… в рваных носках…
Мне тотчас представилась растянувшаяся до горизонта колонна профессиональных мастеров кисти: античные ваятели, титаны Возрождения, малые и большие голландцы… гонимые и приласканные, нищие и даже безумные… Брюллов, Репин, Левитан, Врубель… Леонардо да Винчи, Рафаэль, Рембрандт… голубка Пикассо… Много итальянцев, евреев и, конечно же, представители изобразительного искусства СССР, сплошь из братских республик, включая автономные…
Одежда их столь причудлива и необычна… Но разношёрстное это шествие мечено одной меткой – неотвратимым, неизгладимым клеймом. Каждый – от полудиких авторов наскальных рисунков до элегантных прославленных современников – каждый без обуви. В рваных носках.
Мелькают голые пятки – то розовые, то иссиня-чёрные, то пухло-округлые, то уродливо-мозолистые. Кое-где, сквозь истлевшую ткань, плотоядно торчат ничем не прикрытые ступни, и дерзкие, вызывающе обнажённые большие пальцы всевозможной величины и формы нахально вдавливаются в плодородную хмельницкую (с ударом на «е») почву.
Если моя сердобольная мама вздумает залатать те прорехи и дыры и в качестве депутата, пользуясь высоким положением председателя женсовета, соберёт для этой, теперь бы сказали, гуманитарной акции местечковых женщин, – даже младшим школьницам не хватит их долгой жизни, дабы исполнить такую работу. То будет вечный каторжный труд. Из поколения в поколение.
И тут внезапная догадка ошеломила меня:
– Мама! – закричал я. – Ты видела живого художника?!
Но мама честно призналась:
– Нет, никогда.
Да, художника, как такового, никто в Хмельнике не видал. Он и поныне вроде бы там не появился. А тогда растравлял местечковое воображение. Как существо мистическое, мифическое, порочное и непотребное. Плюс рваные носки – общепринятый символ богемы и нищенского существования.
Тогда же я дал себе слово, произнёс страшную клятву: буду художником в целых, даже не штопаных носках».