Это мог быть самолёт с какого-нибудь другого аэродрома базирования, но военная судьба распорядилась так, что погибший от выстрела мятежников Ил-22, борт 75917, базировался на ивановском «Северном».
Потому выражать соболезнования семьям погибших выпало ивановскому губернатору. И он, на пятый день после свершившегося, сказал ставшие за полтора года СВО дежурными слова о моральной скорби и материальной поддержке. Только имён не назвал, как это делает обычно. И даже слегка напутал, определив всех павших в офицеры, хотя в самолёте были не только офицеры.
И восприняты были дежурные слова не как соболезнование. Все большие СМИ, как дружеские, так и вражеские, вывесили одинаковые заголовки: «Ивановские власти подтвердили гибель Ил-22». Все ждали именно подтверждения факта катастрофы от официального лица. Таковым и стал Воскресенский. Незавидная и печальная, но историческая роль. Поскольку всем понятно: борт 75917 и его экипаж – не обычные жертвы специальной военной операции. Борт 75917 в быстротечном огне своего вертикального падения превратил развешенное на билбордах по всей стране суровое и лаконичное утверждение «Своих не бросаем» в суровый и лаконичный вопрос.
Соболезнование Воскресенского – это всё? На этом власти умывают руки? Или всё-таки будет заведено уголовное дело об убийстве экипажа не на фронте и не противником? Или армия не ждёт ответа от командования, увлечённого подковёрной борьбой? Кто свой, не военный ли суд должен ответить? Тот, кто погиб, или тот, кто стрелял? Ведь главный мятежник сам сознался, не дожидаясь никаких официальных подтверждений, что стрелял он.