Многие уже ёлки наряжают, гирлянды развешивают, рождественские сказки рассказывают, хотя вроде бы ещё рано. Наверное, погода способствует — морозец пощипывает, солнышко посверкивает, снежок поскрипывает. Поддадимся общему настроению.
***
Дебаркадер малого речного причала на Волге — это не дебаркадер крупного города.
Дебаркадер крупного волжского города — это советское деревянное зодчество в стиле «ампир туды его в качель». Потому что во всяком уважающем себя дебаркадере уважающего себя волжского города есть второй этаж, а во втором этаже есть ресторан, из которого, разумеется, должен быть выход на волжскую волю, то бишь на террасу с деревянными колоннами и пузатыми балясинами в перилах. Чтобы уважаемый посетитель ресторана после патриотической порции смог выйти на простор, отдать ему должное хоть песней, хоть ещё чем, но не свалиться в него. А то потом всё равно никто до утра не достанет. Волга-матушка проглотит и улыбнётся. Это ещё Алексей Максимович Горький подметил…
Другое дело дебаркадер малого причала. Куда привозят и откуда отвозят жителей окрестных сёл на теплоходиках местного сообщения. Ему второй этаж с рестораном ни к чему. Он — штука практическая. Кубрик шкипера, зал ожидания, более засиженный мухами, чем ожидающими, а лучше — вовсе запертый, окошечко кассы. Использованные автомобильные покрышки по внешнему периметру. И июльские мальчишки на крыше — чтобы нырять вслед винтам уходящего теплоходика, чем ближе, тем круче, потому что «крутит в пузырьках».
На одном из таких дебаркадеров, где-то в Ивановской области, служит шкипером очень пожилой мужик. Он же и бакенщик своего участка фарватера, то есть следит за исправностью бакенов — чтоб моргали, как положено.
При мужике жены нет, но есть его сын Алёша, тоже уже дядька в годах, пожалуй, к пятидесяти. Он — местный дурачок. Поскольку его отец ленив и любит выпить, то Алёша сам часто принимает чалку и подаёт сходни за папашу. Его узнают капитаны. Поэтому в алёшином мозгу сложилась мысль, что он — главный на дебаркадере, пока пьяный папа спит.
Алёша отличается простодушным, но назойливым резонёрством. Как-то, на своё горе, отец заставил его вызубрить наизусть «Правила поведения на дебаркадере». И теперь Алёша пристаёт к пассажирам с требованиями, например, не лузгать семечки. Или не подходить к перилам. Или не толпиться при сходнях. В общем-то, Алёша говорит правильные вещи. Но очень ими докучает, поскольку русские люди правила знают и без него, но не очень любят их исполнять. Тем более, когда их излагает дурачок и при этом от чувств брызгает соплями на чужую чистую одежду. От этого случается, что на Алёшу шикают. Тогда выходит папаша, чешет бок, даёт Алёше подзатыльник, и всё успокаивается…
Пьяных Алёша боится. После того, как очередной пьяный добросердечно и не очень настойчиво пытается выкинуть Алёшу в Волгу, он на некоторое время затихает. Но резонёрский мозг всякий раз берёт своё.
Ещё над Алёшей любят издеваться злые мальчишки, те, которые в июле лежат на горячей гудроновой крыше дебаркадера. Рейсовые теплоходики редки, а тут — Алёша…
— Алёша, гляди, гвоздь ведь железный?
— Ага…
— А корабль тоже железный?
— Ага…
— Смотри, как гвоздь быстро утонет! — бульк. — Так ведь и корабль утонет!
— Ага…
Пристаёт очередной теплоходик, и Алёша на весь дебаркадер звонит:
— Ой, пароход-то утонет! Ой, не садитесь!
Выходит папаша, даёт Алёше изрядного тумака. Но тяжесть остаётся, пассажиры с неудовольствием идут на корабль, а капитан орёт шкиперу по громкой связи, чтобы тот не подпускал своего дурака к мальчишкам. Но от мальчишек избавиться невозможно. В следующий раз они показывают Алёше пустую консервную банку из-под червей для рыбалки:
— Гляди, Алёша, она ведь железная? Значит утонет?
— Ага…
— Ну-ка, — бульк. — Что-то не тонет! Гляди, плывёт! Небось, и якорь этот поплывёт!
— Ага…
Якорь на палубе дебаркадера — классический. Двурогий адмиралтейский. В полтонны. Всегда свежеокрашенный блестящей чёрной краской. Присутствует хоть и по уставу, но более — для красоты. К счастью, испытать, поплывёт он или не поплывёт, невозможно ни Алёше, ни мальчишкам, ни шкиперу, даже если вместе соберутся.
Июльское солнце садится в Волгу, пуская по гладкой воде тот золотой блеск, что русские люди зовут длинно, но поэтично — «Матушка Царица Небесная на Россию с лаской глядит». Уходит последний теплоходик. Уходят одуревшие от купания мальчишки. Алёша, опершись локтями о перилину релинга, плюёт в Волгу. Слюна получается тягучая, параллельная свесившимся сальным алёшиным волосам. Подходит отец.
— Во, Лёшка, красота-то какая!..
— Папа, давай попробуем якорь сбросить. Он ведь поплывёт…
— Тьфу, дурак, — шкипер тоже плюёт в Волгу, но коротким, злым плевком.