В феврале этого года вышел сигнальный номер журнала «Плёс и его окрестности». Сейчас готовится первый. Вот пример текста из журнала №0 — для тех кто не успел вкусить в бумажном, весьма привлекательном, варианте.
Самые лучшие пловцы родились на Волге. Самые лучшие в мире. Это не голословное утверждение, а научный факт. Потому что для рождения самого лучшего пловца требуется, чтобы он вырос на берегу максимально широкой, спокойной, равнинной реки, протекающей по умеренному климату. В максимальной степени всем этим условиям соответствует только Волга, великая русская река.
Следует оговориться, что под лучшими пловцами в мире мы подразумеваем не мировых рекордсменов, а любовь к воде, способность пребывать в ней так же просто и естественно, как и на суше, стоять в воде (в глубокой воде), сидеть в воде, дремать в воде, совокупляться в воде, беседовать в воде… Иногда плавать…
Научный факт подтверждается простыми умозаключениями, построенными на общеизвестных истинах. Морские люди избалованы и изнежены солёной плотностью морской воды, в пресной воде они тонут. Озёрные люди избалованы отсутствием внятного течения, в реке они теряют ориентиры. Люди малых рек вроде Дона или Кубани избалованы отсутствием масштаба. Они думают, что пресная вода конечна, хотя она — бесконечна.
С другой стороны, люди других больших рек поставлены в невыносимые для плавания природные условия. Великие сибирские реки бурны и холодны. Великие азиатские реки полны гадости и непредсказуемы. Великие африканские и американские реки кишат живностью, которая норовит слопать пловца.
И только Волга, мать наша, — колыбель для водного человека.
***
Существует один плавательный штамп. Морские, или озёрные, или даже амазонские люди, чтобы научить ребёнка плавать, якобы просто бросают его на глубоком месте, скажем, с лодки, и несчастный ученик, борясь за жизнь, волей-неволей выплывает. Этот садистский способ, может, и научит плыть, но любить воду — никогда.
Если вам скажут, что так поступают со своими детьми волжские мужики — не верьте. Это миф. Волжские мужики, во всяком случае, кинешемские мужики, учат детей плавать так.
Нужно просто предложить ребёнку лечь на воду на мелком месте. На спину. Расслабиться, подтянуть попку вверх, выпрямить спину, легко выдохнуть и тихонько лечь на воду, раскинув руки и ноги. И ребёнок сразу поймёт, нет, не поймёт, а просто почувствует, что в воде утонуть невозможно потому, что вода держит. Ласково держит. Никакая не вода Мёртвого моря, твёрдая вода, насмешка над пловцом, а простая пресная речная вода, мягкая и домашняя.
Ребёнок почувствует, что вода держит, перевернётся на живот и поплывёт. Хоть на сажёнках, хоть брассом, хоть по-собачьи, хоть как… Уже потом он узнает, что плотность человеческого тела, как и плотность какашки, меньше плотности воды. И потому утонуть можно из-за паники, от горя, от пьянства, от судороги, но никак не из-за воды как среды, враждебной человеку. Уже потом всякий волжский пацан, узнав про плотность из школьного учебника по физике, поставит над собой эксперимент и убедится, что физика — не врёт. В воде, в ласковой волжской воде можно не только лежать, но и стоять. Не двигая ни единым членом. Ты расслабляешься и встаёшь вертикально посреди Волги. Запрокидываешь лицо к благословенному и прозрачному русскому небу середины августа и с удивлением обнаруживаешь, что лицо твоё всё равно остаётся на поверхности. В щекочущей рамке воды, поглотившей уши, но не нос и рот.
***
Всякий кинешемский пацан должен переплыть Волгу. Как и любой другой волжский пацан. Иначе он не сможет считаться настоящим кинешемским пацаном. Иначе он не поймёт всей своей маленькой душой родную реку.
Обычно кинешемские пацаны переплывают Волгу, когда им 12-13 лет.
Главная проблема преодоления Волги — не её ширина, в Кинешме чуть больше полутора километров, но волжские люди, как было сказано, очень долго могут пребывать в воде без напряжения. И не течение, мощное и неторопливое, сносящее за время заплыва километра на два вниз, но не утомляющее. Поскольку нет задачи прибыть в точное место на другом берегу. Главная проблема — судоходство.
Сейчас судоходство не такое оживлённое, как тридцать с хвостом лет назад, когда я первый раз поплыл через Волгу. С дворовым другом своим Шуриком. Нас сопровождали на дощатой весёльной лодке другие наши друзья по улице, Пеликан и Охапа. Мы знали, что сухогруз, а тем более, «Метеор», не заметят не только головёнок пловцов, но и лодчонки, если они, на горе, окажутся по курсу. А если и заметят, то уж точно не успеют свернуть. Так что лодчонка была больше для моральной поддержки. И для того, чтоб вернуться назад. Но плыть-то было надо, потому что всякий кинешемский пацан…
О, как замирало сердце, когда «Волго-Дон» проплывал метрах в двадцати от тебя, а матрос с неимоверной для пловца, погружённого по уши в воду, высоты борта орал заковыристым матом и грозил кулаком. А потом, когда «Волго-Дон» показывал тебе грандиозную корму, ты качался на мощной покатой волне, а ещё потом погружался в исчезающую шампанскую пену его винтов.
Тогда мы с Шуриком чуть-чуть схитрили, вылезли на бакен, чтобы пересидеть адреналин от «Волго-Дона».
Я переплывал Волгу ещё три раза, уже без бакенов. Чтобы понять родную реку всей душой.
Журнал «Плёс и его окрестности».