Следственный комитет при прокуратуре Ивановской области впал в панику. Удивленная публика наблюдает характерные признаки: неадекватные поступки, ступор, членовредительство по отношению к себе и окружающим, нечленораздельные речи, потеря координации в пространстве и времени, истерия и т.д. Во время войны паникеров расстреливали на месте, потому что заразу надо уничтожать в зародыше, — паника распространяется очень быстро. В мирные времена гуманнее ограничиться смирительной рубашкой и транквилизаторами.
Эту публикацию прошу рассматривать как срочный вызов доктора к пациенту.
А то, чего доброго, паника перекинется на тоже не вполне вменяемые и алармистские от природы нашего государственного устройства смежные организации: милицию, прокуратуру, суды, службу исполнения наказаний, ФСБ. Граждане и сейчас-то от них шарахаются, как от чумы, а что будет, если чума массово впадет в панику?
Очень любопытен повод, от которого произошла паника в следственном комитете — присяжные заседатели. Т.е., народ, люди с улицы. Народ, по воле случая (компьютерного случайного выбора) призванный вершить правосудие. Похоже, у народа ПРАВОсудие получается. И довольно регулярно. Отчего следственный комитет стал вести себя абсолютно неадекватно.
Тут ведь в чем дело? Тут дело в том, что СК и присные (милиция, прокуратура, суд, СИН, ФСБ) живут в ином измерении, никакого отношения к ПРАВОсудию не имеющем. Их измерение давно и лаконично определено Михаилом Евграфовичем Салтыковым-Щедриным: хватать и не пущать. И всё бы у них получалось, и не впадали бы они в панику, да на их беду и на наше счастье как-то так вышло, видимо, по недосмотру, что в России всё ещё существует институт присяжных заседателей. А в Ивановской области — еще и с богатым опытом — с нас и начинали суды присяжных в России вводить.
И вот вам, пожалуйста. СК хватает, не пущает, а присяжные говорят: надо отпустить. Судья только руками разводит. Он бы, вроде, и рад тоже не отпущать, а никак нельзя: глас народа пока еще не заткнули. Один раз СК хватает, а присяжные говорят: отпустить надо, второй раз, третий, четвертый… Постоянные читатели «Курсива» легко могут припомнить все эти разы. Вот на четвертом-то разе (а может и раньше, только панику еще не выплеснуло на публику) у СК крышу и сорвало. Этим четвертым разом стало оправдание присяжными мелкого клерка ивановской мэрии, которому хотели ввалить лет двенадцать за 2 тысячи рублей, каковые он якобы взял за несоставление протокола о нарушении правил торговли. Хотя никаких протоколов он не имел права составлять вовсе — мелкий же клерк.
Кто был в том суде, рассказывает: судья от удивления даже забыл объявить, что такой-то присяжными оправдан, хотя по регламенту положено. Это как в футболе — гол забит, так и свисти, чтоб мяч на середину тащили. Но наш судья не засвистел. Так и пошел клерк гулять, оправданный исключительно народом, но не судьей.
Отсутствие именно этого свистка превзошло критическую массу и стало поводом к началу паники. Катализатором же оказался самый известный в Ивановской области фигурант метода «хватать и не пущать» — глава Заволжского района Анатолий Молодов. В него вцепились в рамках кампанейщины по борьбе с коррупцией еще в мае и не выпущают из СИЗО вот уже семь месяцев, несмотря на полное отсутствие доказательств взяточничества помноженное на инфаркт и инсульт обвиняемого, перенесенные в тюрьме.
В голове следствия помутилось, отчего изначальная задача кампанейщины — сажать за взятки — уплыла из головы в копчик. А идеей фикс засверкало: не отпущать во что бы то ни стало (для истории болезни — ступор).
И на мутную голову СК переквалифицирует вменяемые Молодову преступления со взяточничества на мошенничество (для истории болезни — нечленораздельные речи). Это потому, что по взяточничеству (особо тяжкое преступление) судят присяжные, а по мошенничеству (просто преступление) — профессиональный районный суд. На присяжных же, как выяснилось после четвертого раза, надежды никакой…
Но при такой переквалификации теряется самое важное для обвинения — обоснование смысла преступления. И тут следствие его теряет (для истории болезни — неадекватность). Молодова хоть как-то можно было привязывать ко взятке только через его должность, которая, в отличие от должности мелкого клерка, подразумевает принятие существенных решений. И та же самая должность, подразумевающая принятие существенных решений, никак не соотносится с мошенничеством. Мошенник, он обманывает, говоря, что может то-то и то-то. А мэру нет смысла обманывать, он и так это может.
Таким образом, следствие, потеряв координацию в пространстве (для истории болезни), возвратилось к началу событий, когда в мошенничестве подозревались некие якобы посредники между мэром и просителем. Теперь, по прошествии восьми месяцев, понятно, что это были провокаторы на службе самого следствия, работающие, как и само следствие, на кампанейщину по борьбе с коррупцией. И выходит, что им тоже нужно предъявлять обвинение. Конечно, у СК начинается истерика, а потом и паника: ведь если произошла переквалификация, то Молодова, которого столько времени держали в тюрьме по подозрению во взяточничестве, надо выпускать. А сажать — собственных сексотов.