В московской галерее Pop/off/art открылась выставка Ростислава Лебедева «Заветные сказки», где по фольклорным мотивам сконструировано боевое, но несколько маломощное орудие, наследующее соц-арту.
Известная поговорка про то, что сказка ложь, да в ней намек, обретает ощутимую двусмысленность, когда речь заходит об эротическом фольклоре. На что намек-то? И какой добру молодцу урок из этих разнузданных фривольностей? «Русские заветные сказки», собранные в XIX веке Александром Афанасьевым, не содержат никакой общей морали – вернее, в данном случае, «общей аморальности». Книга не была концептуальным издательским проектом, как многие полагают. Просто в нелегальный сборник, выпущенный в Швейцарии при посредстве Герцена, вошло все то, что не могло быть напечатано в России по цензурным причинам. Так называемая похабщина тут густо перемешана с антиклерикализмом и отсылает к самым разным языческим обрядам, чего, впрочем, хватает и в сказках обычных, не запретных. Короче говоря, вроде бы не совсем понятно, что за пользу должен извлечь для себя читатель всех этих «Чесалок» и «Стыдливых барынь».
А польза меж тем такова: «Заветные сказки» являются фольклором действительным, а не суррогатным.
Если хотите понять, каковы подлинные народные корни культуры, что именно считалось у наших предков смешным, а что – зазорным, лучшего источника знаний не найти. Разумеется, лингвисты и психоаналитики вам потом растолкуют в подробностях, как следует трактовать каждый конкретный эпизод, но уловить скомороший дух и игривую интонацию – это уж ваша забота. Немецкий путешественник Адам Олеарий писал в XVII веке, что русские «рассказывают всякого рода срамные сказки, и тот, кто наиболее сквернословит и отпускает самые неприличные шутки, сопровождая их непристойными телодвижениями, считается у них лучшим и приятнейшим в обществе». Немец, конечно, слегка переусердствовал в ханжеских оценках.
В Европе со «срамными сказками» обстояло не хуже, вспомнить хотя бы «Декамерон» Бокаччо или похождения Рейнеке-лиса…
Так или иначе, без подобного фольклорного слоя представление о народной культуре было бы катастрофически неполным.
Вероятно, с такими мыслями и взялся художник Ростислав Лебедев за нынешний проект. Однако в задачу его не входила дополнительная популяризация «Заветных сказок» путем их иллюстрирования. Ветеран соц-арта, в былые годы часто и с охотой пародировавший советскую символику, усмотрел в фольклоре новую дорогу для развития своих творческих идей. Если взять сюжеты афанасьевских народных новелл, придумать к ним эскизы и подбить палехских умельцев расписать шкатулки в узнаваемой манере, то можно, пожалуй, выйти на прицельную артиллерийскую позицию, чтобы шарахнуть по сегодняшней «национальной идее» и ставке на «народность». Дескать, с одной стороны – голая фольклорная правда со всей ее амбивалентностью, а с другой – довольно искусственный, почти казенный стиль народного промысла, пришедший в советское время на смену иконописи.
Соединив то и другое, получаем сатиру на…
Хотя сложно сказать, на что именно получаем сатиру, но определенно должна возникнуть какая-то полифония, далекая от бравурных маршей.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Почитай, два годка мытарился автор с художниками-палешанами, кистью умелыми, да на постмодернизм не скорыми, покуда не обзавелся он дивными шкатулками с росписями срамными. Художники нарисовали все, как и было им велено: тут тебе и мужеский «инструмент» величиною до неба, и попова дочка с задранными ногами, и похороны кобеля по православному чину. Знатные вышли шкатулки, одно загляденье. А подпись те люди из села Палеха поставили одну на всех – «Иванов», даром что сами зовутся совсем иначе.
Хитрые оказались, хотя и не постмодернисты.
Автор же обрадовался, что вышло по-евонному, и понес ту писаную красоту в галерею. Там ему говорят: «Славные какие у тебя шкатулки! Скабрезные только, так ведь оно, небось, и лучше. Клиенты-то у нас ушлые да капризные, им подавай чего поядренее, без соплей чтобы, а с подоплекой. Ну, так и быть, берем твои шкатулки на выставку». Ударили они по рукам и давай прямехонько готовиться к вернисажу…
Но на всякий случай к «заветным» шкатулкам устроители добавили еще масштабной живописи с куполами, лебедями, бэтменами в облаках и порно-красавицами на переднем плане. Это для тех, кто сразу не въедет, что проект посвящен «русской идее» и всяческим из нее концептуальным выводам. А для совсем уж эстетически близоруких показаны еще и рисованные стилизации в духе супрематизма, где сказочная карусель пущена на другой, будто бы интеллектуальной скорости. Ну так, чтоб идейный контекст очертить. Зря, наверное. С одними лишь шкатулками было бы поточнее и позанятнее.
Они выигрывают у характерного контемпорари арта именно потому, что смысловой сдвиг в них обставлен предельно достоверной технологией. В 90-е годы, помнится, тоже были попытки поэксплуатировать палехскую манеру.
Тогда популярностью в узких кругах пользовались изобразительные новеллы про «новых русских» – в голдовых цепях на могутных выях да с «меринами» трехсотыми под окном купеческой светлицы…
Но в тех экзерсисах слишком лезла в глаза халтура. Былинную кучерявость имитировали столь небрежно, что у придирчивого зрителя первая улыбка тут же сменялась раздражением. На сей раз достигнута максимальная аутентичность манеры. И фривольное содержание действительно заставляет задуматься: а что в палехском стиле такого исконного и душещипательного, чтобы им восторгаться, если ты не японский турист, конечно?
А вот с «национальной идеей» пока промах, цель не накрыта даже частично. Придется, наверное, подкрутить наводку.
«Газета.ru»