Поразительное дело!
Встретились мы на днях с друзьями на улице, и за разговором незаметно уговорили несколько жестяных банок с прохладительными напитками. Банки выставили в ряд на видном месте, чтобы помочь деклассированным элементам. А сегодня с утра иду на работу, смотрю — стоят, бедные, снегом заметенные, никому не нужные граммы ценного алюминия. И это в разгар небывалого экономического кризиса. А ведь раньше шагу нельзя было по улице ступить, чтобы на тебя не напал собиратель пустых бутылок. Целые орды детей, полупьяных оборванцев и бедно, но прилично одетых старушек жили этим нехитрым бизнесом. Сейчас бутылки, похоже, вообще никто не собирает. А в девяностые около конгломератов ларьков на Пушкина, Станционной, Революции тусовались натуральные бригады нищебродов. Отдельные экземпляры памятны большинству ивановцев.
Например, на площади Пушкина обитал деятель с вечно замотанной в полиэтиленовый пакет гниющей ногой — он отличался поразительной вежливостью. Покупаешь что-нибудь в ларьке и непременно слышишь сзади: «Сударь, позвольте к вам обратиться». И дальше — нехитрая просьба о вспомоществовании.Люди, пившие пиво на улице, вынуждены были участвовать в настоящем ритуале. Сразу после покупки за покупателями устремлялись несколько бродяг и наперебой требовали именно им оставить бутылочку. Иногда оборванец сидел или стоял рядом, стерег добычу от конкурентов, а своим видом и запахом заставлял большинство потребителей оставлять ему изрядно недопитую бутылку. Если же бутылочный бизнесмен уже длительное время окучивал конкретную территорию, он наставлял пиволюба: «Когда допьете, отдадите только мне», а сам отправлялся к следующей жертве. Жуть!
И бедные граждане вынуждены были каждому следующему подонку общества объяснять: «Я вон тому завшивленному обещал». И не дай Бог было отдать другому — возникала свара, драка, в которой и ни в чем не повинному гражданину могло достаться.Одну старуху мои друзья до сих пор вспоминают. Встретились мы лет семь назад в жаркий день на площади Революции и решили выпить пива. Все взяли «Балтику», и только Алексей Вадимович выпендрился — прикупил что-то класса «премиум» в нестандартной бутылке. Только мы присели на ближайшей лавочке, как появилась хозяйка территории с массой пакетов и кошелок.
— Пейте быстрее, — заявила нам мощная старуха. — А то мне некогда вас тут ждать.
Тут ее взгляд упал на нашего коллегу, пившего «Туборг-Шмуборг». Надо было видеть, как бабища изменилась в лице. Ее чуть Кондратий не хватил от такой наглости.
— Ты что купил? — заорала бабка. — Такие ж бутылки нигде не принимают!!! Ах ты, скотина!
Естественно, после этого старая ведьма не получила от нас и «чебурашек», но день был безвозвратно испорчен.
По наглости с этой чудовищной старушенцией могли сравниться только два пражских пьяницы, чуть не побившие меня у железнодорожного вокзала. Черт меня дернул в тот раз уезжать с главного пражского вокзала, да еще приехать туда за час до отбытия. Нищие в городе вроде вели себя прилично — лежали поперек улиц, выпростав вперед одну просящую руку. А вот на привокзальной площади тусовалась масса весьма агрессивного народа. Недалеко от лавки, где я расставил свои баулы, спасаясь от внутривокзальной жары (внутри здания не оказалось ни одного зала ожидания в их привычном формате), шумела целая толпа каких-то арабов, судя по блеску глаз, вусмерть обкумаренных. Я осмотрелся в поисках полиции, увидел машину, рядом с которой прогуливался полисмен и успокоился. Захотелось пива. Я открыл один из чемоданов на колесиках, битком забитый местными сортами пильзенера, выбрал, не глядя, светлый «Радегаст», закрыл чемодан и откупорил бутылку. Тут ко мне и подошли двое. Один был тих и грязен, другой, одетый в тельняшку, крайне разгорячен.
— Мы с моим другом просим вас угостить нас пивом, — тихо сказал грязный на чистом русском (большинство чехов учило язык в школе). — Нам, видите ли, очень хочется пить.
— Давай, да поскорее, — выкрикнул буйный.
— Вы что, ребята, с ума, что ли, сошли? — возмутился я. — Я турист, понятно? Пиво специально закупил для своих русских друзей. Это вы тут в любой день можете чешского пива выпить, а мы только раз в году. Так что при всей моей доброте я даже одной бутылки вам не дам. Вон у арапов попросите.
Чехи удивленно переглянулись.
— Он что, нам отказывает? — спросил у приятеля буйный в тельняшке. — Этот наглый русский, который нас сорок лет угнетал? Да я в вашей гребаной Советской армии служил, кровь проливал, — заорал он вдруг на всю площадь. — Чертов оккупант! А ну быстро гони пиво, пока я вконец не озверел!
Я оглянулся на полицейского. Тот стоял у машины и спокойно смотрел на нас.
— Меня убивают! — спокойно сообщил я ему.
— Русски не понимай, — ответил подлый служитель закона и отвернулся.
— Это наш человек, — тихо поведал мне грязный. — Так что вы уж не кричите, пожалуйста, а то арабы нервничают.
Я почесал в затылке. Силы были явно неравны, но отнять у меня пиво еще никому не удавалось. Тут я нашел компромиссный вариант.
— Вам ведь, подонкам, все равно, что пить?
— Факт.
— Ну, вот вам тогда тридцать крон, я все равно уже их менять не пойду, идите, выпейте за мое здоровье.И тут вдруг проливавший кровь за СССР бывший матрос полез ко мне обниматься:
— Брат! — кричал он мне. — Да мы же все славяне! Русские мне роднее этих глупых словаков, я ж три года с вашими в одной лодке провел. Вот такой парень! Все русские — такие щедрые.
И бродяги побежали в супермаркет за сливовицей.
Уж не знаю, как там они теперь, но вот наших бродяг кризис, похоже, пока не коснулся. Впрочем, проведем эксперимент. Коллега Владимир Владимирович сегодня вынес из редакции четыре пакета пустых бутылок. Так прямо в пакетах и поставил у контейнера. Надо будет завтра проверить, заберут ли их доходяги.