С удовольствием наблюдал весь минувший год за «суверенной демократией» в исполнении ивановских властей. Пришел к утешительному выводу. Для журналистов «суверенная демократия» куда как более предпочтительна, чем просто демократия. Сомневаюсь, что для кого-то иного, кроме журналистов, эта самая «суверенная демократия» лучше обычной. Даже для самих исполнителей. Не говоря уж о субъекте (объекте) власти. А впрочем, субъекту-то как раз всё равно.
Да! Можно не сомневаться. Г-н Сурков создал «суверенную демократию» только для нас, для журналистов. Ведь и он, в сущности, журналист.
Когда меня обаятельный американский тележурналист комсомольск-на-амурского происхождения водил с экскурсией по лабиринтам CNN-овского небоскреба, я был поражен и потрясен. Можно было теоретически представлять, что увидишь. И я представлял. Можно было предварительно почитать о том, что предстоит увидеть. И я почитал. И думал, что особенно удивляться не буду. И всё же был потрясен. Вы будете смеяться, но они там работают! Какое, на хрен, «работают»! Они там пашут! Как лошади. И муравьи. Они мчатся по коридорам, они на лету хватают ртами обжигающий кофе — в рекламных промежутках, они разговаривают одновременно по трем телефонам. Они живут в этом своем небоскребе.
Как в кино. Что и потрясает. В кино — не потрясает, а в натуре — еще как.
Они там трудятся на обычную демократию, им суверенитет не нужен. К чему какой-то занюханный суверенитет, когда весь мир — как на ладони. Многолик, но прост и доступен. Похоже, что им это нравится. Этот незамысловатый муравьиный процесс добывания информации. Хорошо отлаженная суматоха. Муравьишки горды своей причастностью к осуществлению народовластия. У муравьишек врожденно выпяченная грудь от осознания причастности к нечту неоспоримому, как билль о правах и налоговая декларация. Да, это-то и потрясает больше любого трудолюбия, — устойчивый, недеодорированный рефлексией запах неосознанной радости от всеобщего труда на всеобщее благо.
Не-е-ет! Такой хоккей нам не нужен.
Что может быть интересного в очевидности? Они знают, что через час, через день, через неделю сделает и скажет их власть. И что ответит их оппозиция. И всё равно звонят по трем телефонам. Чтобы услышать то, о чем они давно знали. Это тупик журналистики. Выход — только в маньяках, расстреливающих школьников и студентов. С такой регулярностью, что это тоже информационный тупик. Как и теракты невменяемых усамистов. Как и торнадо. Как биржевой индекс и кинопремия «Оскар». Вот она, основная суть истинной демократии — отсутствие новостей. Это хорошо для субъекта власти, для всех этих дальнобойщиков, домохозяек, голливудовских сценаристов, нью-йоркских маклеров и индейских резерваций. Это хорошо для исполнителей, всех этих президентов, госсекретарей, окружных прокуроров, федеральных судей и шерифов. Это хорошо, пожалуй, для CNN-овского муравейника. Но не для нас…
Тут, чтобы не обобщать безосновательно, уточню. «Для нас» — это для меня и Суркова.
«Суверенная демократия» — это невыносимое благоухание непредсказуемости. Никто во всей суверенной стране не знает, что будет делать и говорить в следующий миг. Начиная от президента и заканчивая бывшим спикером бывшей Ивановской областной думы. От этого живется бодрее. Особенно с учетом ядерного потенциала.
Субъекту власти, впрочем, объясняют, что в России стабильность и предсказуемость лет на десять вперед. Исполнители расстарались, устроили при помощи подлога предсказуемые выборы, предсказуемого будущего президента и предсказуемого премьера. Могли бы и не стараться. Субъекту всё равно, поскольку он, в отличие от тамошних дальнобойщиков и домохозяек, не субъект, а объект.
А вот российских исполнителей трясет и знобит от непредсказуемости. Всех. Начиная от бывшего спикера облдумы и заканчивая президентом. Они уже совсем растерялись. Они не знают, кто из них на какой ветке власти сидит. Кто судит, а кто исполняет приговор. Кто придумывает правила, а кто их нарушает. Кому уже можно их нарушать, а кому уже нельзя. Они не знают, кто в ближайшее время заработает еще миллион баксов, а кто — схлопочет десяток лет тюрьмы. Они не знают, кто из них сейчас власть, а кто — оппозиция. И когда пора меняться местами. И стоит ли. И если стоит, то сколько стоит. И кому и куда нести конверт.
И только мы с Сурковым наслаждаемся благоуханием непредсказуемости. Мы принимаем телефонные звонки с недостоверной информацией, электронную почту с неточным прогнозом и шепоток на ухо о невероятных вероятностях и невозможных возможностях. И пишем, пишем, пишем. Это мы — единственная оппозиция неопределенности. Мы одеваем фантом «суверенной демократии» в слова. И делаем реальным это привидение, бродящее по Кремлю, по коридорам Госдумы, по особнякам на ул. Пушкина и ул. Батурина.