Один мой хороший дружище как-то за рюмочкой рассказал о себе такую интимную историю.
Решили они с подружкой заняться сексом. Очень похвальное и, я бы даже сказал, политически верное намерение. И, что особенно приятно — нехитрое в исполнении. Решили — сделали. Но подружке прихотнулось трахнуться, сидя на стуле, оседлав партнера. Тоже не самая крутая камасутра. Хочет — пожалуйста. Чего для любимой женщины не сделаешь. А тем более, такой пустяк.
И вот, значит, скачут они — он на стуле, она на нем — пыхтят жарко друг другу в лицо, распалились, разогнались навстречу оргазму и всероссийскому демографическому взрыву… А стул им попался, надобно заметить, офисный такой, с железными ножками. Пружинистый даже. В общем, все трое увлеклись, подпрыгивают. И не замечает мой сердешный друг, что одна его голая ступня находится в опасной близости от подпрыгивающей железной ножки раскочегаренного и разогнанного, как мустанг, стула. И, разумеется, то, что должно было случиться, — случилось. Стул в очередной раз взвился в воздух и опустил свое железное и острое копыто на нежную и беззащитную конечность нашего бедолаги. Потом на стул, конечно, приземлилась собственная задница сексуального страдальца. Потом — на страдальца — прекрасная всадница.
Раздался нечеловеческий вой. Подружка решила, что ее герой достиг вершин блаженства и наддала для большей эффектности финала. А этот отросток, это средоточие всех бед и источник всех радостей каждого мужика, даже и не подумал резко захворать эректильной дисфункцией. Он торчал, мой друг орал, его подружка наддавала, стул вонзался в хрупкое тело…
Секс кончился кратковременной госпитализацией в травмпункте, гипсом и потерей трудоспособности (подчеркиваем — трудо-способности) почти на полтора месяца.
***
Вы правильно всё поняли. Это был красивый художественный образ. Что не мешает ему быть одновременно и суровой правдой жизни. Ну, правда жизни — она и есть правда жизни. Где началась (на стуле), там и закончилась (в травмпункте). А вот образ!..
На самом деле, красивый художественный образ применим к любой правде жизни. И наоборот. Различие невелико — романтизм или реализм. Байрон или Золя. Туда или сюда. Тут важнее верно расставить персонажей в соответствии с масками, а не париться на предмет — что первично. Именно поэтому Гоголь дает сто очков вперед любому лорду, даже если тот, хромая (не просто так здесь взят хромой лорд, а не другой какой-нибудь известный романтик со вполне здоровыми ногами), лезет на баррикады, в то время как Гоголь на баррикады плюет. Нет, даже не плюет. Он в это время кушает рис. Говорят, Гоголь обожал кушать руками рис с мясом. Слизывая жир с пальцев и опуская свои длинные пряди в тарелку. Это тоже образ. И он, согласитесь, сильнее, чем Байрон на баррикаде.
Нацепить конкретную и смачную маску на трудноуловимый образ! Чтоб читатель проникся и сказал: да, это и есть правда жизни.
Тут даже можно попробовать сыграть. Давайте, уважаемый читатель, вернемся к нашим наездникам. Я хочу предложить такой вот вариант олицетворения. Но не удивлюсь, если маски подойдут к другому. Гораздо лучше подойдут.
***
Стул — это государственное устройство. Наше современное российское государственное устройство.
Мой друг — это народ, имеющий в качестве стула такое вот государство. Ведь государство — это же стул для народа?
Подруга моего друга — это власть над народом. Ведь власть — это же то, что должно удовлетворять народные потребности?
Орган моего друга — это то, чем власть себя удовлетворяет, пользуясь народом. Ведь власть же должна себя удовлетворять, иначе в ней, во власти, нет смысла, ведь правда?
Ножка стула — это то божественное нечто, что не дает российскому народу плюнуть на все эти извращения и завалиться в кровать, где секс всё же удобнее (и наплевать на всех этих развращенных китайцев и индусов). Для народа.
Непобедимая ничем эрекция — это русский дух.
И, в конце концов, длинновременная потеря трудоспособности. Подчеркиваем: трудо-. Это обычное претворение русского духа в правду жизни.