Что-то в последнее время граждане, полагающие себя играющими определенную роль в общественной жизни, при общении с редактором еженедельника «Курсив» В. Рахманьковым значительно чаще обычного стали съезжать на тему о продажности журналистики. Одно из двух. Либо тексты Рахманькова и еженедельника стали выглядеть более продажными, чем раньше, либо полагающие себя общественностью уже начинают приподнимать задницы с низкого старта, чтоб начать годовую пробежку к заветному креслу депутата Государственной думы, приподнимают, в ожидании от Рахманькова взаимности.
Так или иначе, но в результате возникает замечательный повод отвлечься наконец от суетного и написать о вечном – о любви, ее цене и бесценности.
***
Кто-то многоопытный и арифметически скрупулезный (наверное, немец) объяснил разницу между женщиной и мужчиной на пальцах. Женщина может за ночь переспать с десятком мужчин, а мужчина с десятком женщин – не может. Потому как мужчине требуется желание, а женщина, в принципе, может обойтись и без желания. Чистая физиология. Для желания же мужчине нужно иметь или литр водки (но не более), или любовь, хотя бы кратковременную, деньги же в качестве домкрата не помогают, хоть тресни. Следовательно, проституцией может заниматься только женщина. И равноправия между полами здесь не достигнуть, несмотря на все новейшие достижения гендерной науки и интимной медицины.
Если переложить все эти умозаключения на журналистику, то получается следующее: считать профессию аналогичной проституции, значит, считать, что журналист способен трудиться без желания, без водки и без любви. Это объективно не верно по одной простой причине. На своем многотрудном и долгом журналистском пути я еще не встречал ни одной хорошей журналистки… (Так, кажется, я только что обидел много достойных людей. На самом деле я коллег противоположного пола люблю, одних меньше, других больше, некоторых – особенно, посему – всем мои искренние извинения, предметное объяснение которых будет дальше по ходу статьи).
Да, не встречал. Надо думать потому, что настоящая журналистика предполагает наличие большой мужской любви к объекту профессионального исследования и страстного желания поиметь его. Возможно, это разновидность сексуального извращения, но не проституция. И никаких денег не надо, если предмет достаточно соблазнителен. И ничто не остановит настоящего журналюгу на пути к цели. Вряд ли милые дамы-журналистки, если, конечно, они не активные лесбиянки, согласятся с такой трактовкой сути профессии. Чистейшая физиология не даст им этого сделать. Значит, я прав.
А раз я прав, значит, те, кто разговаривают с В. Рахманьковым о продажности журналистики, на самом деле не хотят Рахманькова, а предлагают себя Рахманькову. Он, впрочем, давно стал разборчивым и, увы, не особенно горячим, предпочитает любовь по желанию, но в особенных случаях может и заплатить. Некоторые милицейские полковники, судьи, предприниматели, чиновники и т. д. знают это.
***
Есть одна очень симпатичная и небеспочвенная литературоведческая концепция, согласно которой неизбежно приходит момент, когда низкий жанр превращается в высокий, потом высокий жанр сдувается, чтоб уступить место другому, произошедшему из другого низкого, в чем и состоит принцип развития искусства. Концепция, правда, не говорит, откуда берутся низкие жанры, наверное, из народа, но нас интересует не это.
Например, Шекспир сделал из балагана – «Гамлет», Достоевский из детектива – «Преступление и наказание», Набоков из мемуаров – «Дар», Высоцкий из блатной песни – «Баньку по-белому».
Сдается мне, вот-вот журналистика проклюнется из куколки жанра низкого и полетит высоко-высоко красивой бабочкой-траурницей. Я это чувствую, когда чего-нибудь этакое пишу. Но редко чувствую, что жаль. Для высокого искусства нужна высокая любовь, а не суррогаты вроде водки. Хотя есть здесь и одна особенная закавыка.
Все жанры, низкие ли, высокие ли, орудуют вымышленными персонажами. Кроме журналистики, которая орудует персонажами реальными. Я всегда готов слиться в лирическом (да хоть бы и в эпическом) экстазе с каким-нибудь действительно существующим особенным негодяем не хуже, чем тот же Набоков с Гумберт-Гумбертом. Но судьи то и дело рубят мои бабочкины крылья: зачем я мало пользуюсь презервативами документов и объективных свидетельств, зачем накручиваю на факт всякую литературщину. Я никак не могу доказать, что персонаж-то мой, я его люблю, а значит, что хочу с ним, то и делаю, я ж автор и лучше персонажа знаю его сущность и его желания. А судья говорит, нет, брат, это тебе не персонаж, а реальный человек. Изволь заплатить штраф за преступную любовь. Приходится иногда за любовь платить, а если судья — не чуткий к искусству человек, так и много платить.
Но почему сами персонажи обижаются на мою искреннюю любовь к ним, почему не хотят по взаимному желанию, а исключительно за деньги, ума не приложу. Я же сроду не писал про нормальных людей: учителей, слесарей, водителей, солдат, а только про тех, кто сам в персонажи стремится, у кого цель такая в жизни – быть на виду у публики. Будто они не понимают, что быть на виду без прессы нельзя. Значит, они изначально должны быть готовы к трансформации из нормального человека в литературный образ. Ведь написанное – в любом случае образ, даже если при написании нацепить десяток контрацептивов документальности. Просто образ корявый получится, т. к. с десятком контрацептивов какая уж любовь, больше – боязнь сифилиса. А отдавались бы без возражений, со страстью, так и было бы все красиво и гармонично, как в высоком искусстве.
Проблема, правда, в том еще, что в журналистике беда с положительными персонажами, это жанровый канон, ничего не попишешь другого. Хорошо классическим литераторам, у них на каждого Рогожина найдется своя Настасья Филипповна. Любить-то они, конечно, всех персонажей любят, но Настасью Филипповну все же поприятней. А журналист отдает свое сердце почти исключительно мерзавцам. Так что как ни выкручивайся, а любовь получается хоть и высокая, но с извращениями.
***
Не все, впрочем, персонажи сопротивляются нашим скромным попыткам вылепить из них образы, отвечающие требованиям высокого искусства. Эти люди, хоть их и немного, дошли до понимания важности стоящей обоюдной задачи – создания из них законченного гармоничного произведения. С такими людьми нам по пути. С такими людьми первая пылкая любовь перешла уже в семейные отношения автора и героев, со всеми свойственными семейным отношениям мелкими склоками, крупными скандалами, ощущением невозможности жить друг без друга, сильно притупляющимся со временем, и даже с общими детьми.
Депутаты Законодательного собрания Ивановской области, по должности своей склонные к спонтанному творчеству и к эпатажу, – как раз те люди. Вот тут недавно прочитал я один их законопроект о всяких льготах и благах себе самим, обсудили мы на редколлегии сей беспринципный текст и единогласно решили печатно поклясться набить депутатам физиономии в случае воплощения такого проекта в жизнь.
Дальше последовал хороший пример творческого перемешивания вымысла и действительности. Депутаты придумали проект, который может стать действительностью, мы придумали контрпроект, который тоже может стать действительностью. Депутаты посчитали, что наш проект реально может стать этой действительностью. Во всяком случае, реакция многих была вполне адекватна нашему замыслу: ага, раз они грозятся, так мы их не боимся, и примем именно такой проект, из-за которого они готовы полезть в драку, хотя, если бы не грозили, мы, может, так наглеть и не стали бы.
К настоящему моменту ситуация может развиваться по двум направлениям. Или депутаты доведут до конца наш, уже общий с ними, творческий замысел, и тогда действительно придется драться (я, признаться, побаиваюсь этого варианта, поскольку среди депутатов-мужчин попадаются весьма крупные экземпляры, хоть и не много, но самолюбие не позволит размениваться по мелочам, так что дело может для меня лично кончиться не просто пятнадцатью сутками административного ареста, но и хорошим бланшем под глазом). Логический финиш такого направления, разумеется, был бы самым красивым и художественно завершенным. Или все-таки депутаты не станут лезть на рожон и обижать своих избирателей. Тогда полотно останется незаконченным. Но ведь есть же великие, хоть и не законченные произведения искусства. В любом случае творческое взаимопонимание, а значит, и роман без денег – налицо.
И вообще, вся любовь еще впереди.
P. S. Благодарю авторов форума cursiv.ru (Льюис, Обыватель, Полковник Васин, Crawler и некоторые анонимы) за идею статьи.