Пожилой огромный кот, всю зиму пролежавший под батареей, вылезает из-под неё, потягивается всей своей кошачьей сущностью, как умеют потягиваться только они, коты. Он прогибает спину, выпускает когти, он сладко зевает. Он овладевает миром. Он чист, бел и пушист, только тёмная отметина на лбу и чёрная задняя левая лапа, но это неважно. Кот идеален в своей чистоте. Он идёт к выходу маленького домика, в котором живёт вместе со стариками, и ударяет тёмной отметиной на лбу в дверь…
— Смотри-ка, Пушок хочет гулять, — говорит Он и начинает беззвучно смеяться, вздрагивая банкой пива в руке…
— Ну, так выпусти его, — отвечает Она и тоже начинает беззвучно смеяться всем своим сухим телом, чуть пощёлкивая им, как неуловимо щёлкает уходящее время в её спицах…
Он выпускает кота на улицу. Кот нисколько не обескуражен своим очередным, которым уж по счёту мартом. Кот пересекает махонькую лужайку дома, проходит в открытую калитку и невозмутимо шлёпает всеми четырьмя лапами через гигантскую лужу, погружая в грязную воду свой лебедино-белый живот, ухоженный за зиму…
— Нормальные кошки так не ходят, — говорит Она, — нормальные кошки перепрыгивают через лужу. А если оступятся, трясут лапой! А он же совсем белый!
— Мне кажется, он вернётся очень грязным, — говорит Он.
Они смотрят друг на друга, берут друг друга за руки и улыбаются.