В ивановском музее им. Бурылина открыт мемориал — рабочий кабинет отца-основателя красной губернии Михаила Фрунзе. Его посещение подвигло меня на несвоевременные мысли. Итак…
В честь Михаила Фрунзе воздвигнуто немало монументов. Имя Михаила Васильевича изрядно увековечено. Или изувечено.
В его честь названы города, районные прокуратуры и налоговые инспекции, заштатные посёлки и горные вершины. Псевдонимами и кличками этого революционного журналиста и узника каторжных централов, следственных камер и одиночек для смертников названы ещё и лучшие колхозы. Хорошо ещё, что ни один из конвойных отрядов не носит имени Фрунзе.
Но ведь всё это не в честь, а в укоризну. Советская пропаганда пригвоздила «жирным поцелуем несчастного к позорному столбу». Многие сегодня считают его безликим совковым ликом — вроде дедушки Калинина. А ведь это несправедливо. Настоящие заслуги Фрунзе перед страной и мировой историей весьма значительны, хотя и забыты. Мало кто знает, что знаменитая будёновка именовалась самими красноармейцами иначе — фрунзевкой.
Сами создатели окрестили войлочный шлем кавалериста ещё в 1915 году «богатыркой». Но особого толку на полях мировой войны от экзотической шапки не было. Германские и австрийские драгуны владели лишь европейскими приёмами фехтования. Разрубать на скаку противника от плеча к бедру или сносить головы (по 2-3 в минуту) они не умели. А русские казаки обучались такому самурайскому искусству с детства. Иные мастера добивались страшных рекордов во время атак казачьей лавы на отряды красной гвардии. Головы, только что вместившие в себя брошюру Троцкого «Пролетарий — на коня!», градом сыпались на землю. Весь фокус был не в силе, а в хирургической точности удара и скальпельной отточенности клинка. Но и то, и другое сводилось на нет развевающимся войлоком полей «фрунзевки». Сталь скользила и вязла. Красивые удары не получались. И рухнул миф о несокрушимости казачьего строя. Исчез парализующий страх перед ним. Просто, как всё гениальное — проза победила поэзию. Но понять и придумать это мог только гениальный человек.
Почему же мы называем фрунзевку именем Будённого, который прославил её лишь тем, что на голове носил?
В истории гражданской войны были и не такие подмены. Достаточно вспомнить Миронова и Думенко, которых Ленин назвал «первыми шашками республики» и наградил именным золотым оружием. Оба получили по безымянной свинцовой пуле от ВЧК уже к 1921 году. Историки до сих пор спорят о подлинных причинах обеих бессудных расправ. «Всё интриги, — говорят, — то ли врагов Троцкого, то ли его самого». Но больше всего обидно за нас, современников, которым не нужна правда о гражданской войне. Никто даже не пытается сегодня её постичь.
Впрочем, недавно открытый мемориал «кабинет Фрунзе» в нашем краеведческом музее как раз и открывается фрунзевкой. И это уже хорошо.
А вот и ещё памятник Фрунзе. Он, правда, виртуальный. Но имеет реальные сроки строительства: с января 1925-ого по сей день. Вот он:
«Заменили горелкою Бунзена*
1000-вольтный ОСРАМ**.
Что после Троцкого Фрунзе нам?
Просто срам!» — написал Маяковский, узнав о смещении легендарного Наркомвоенмора и председателя РВС со всех постов.
Поэт прекрасно помнил, как из всех окон РОСТА неслось:
«Ленин с Троцким — наша двойка!
Ну, попробуй-ка, покрой-ка!
Где ж твоя, Деникин, прыть?
Нашу двойку нечем крыть!».
После похорон Ленина в январе 1924-ого занятие первого места «человеком №2», казалось, должно было состояться сразу по завершении траура. Но пошли какие-то странные дискуссии вокруг весьма туманных статей Троцкого про «новый курс» и «уроки Октября». Начались интриги, непостижимые для поэтического разума. Похоже, что и Троцкий не совсем понимал тонкостей местечковой свары в Политбюро. На его заседаниях Лев Давидович нагло читал французский роман. Этим он прозрачно намекал на то, что большинство его оппонентов и русским-то языком владеют слабовато. Куда им до поэта от политики, автора текста воинской присяги (почти не изменившегося до сих пор). Таких перлов, как «грабь награбленное», «грызть гранит науки» и пр. И пусть его обвиняют в воспевании расстрела. А чем Маяковский лучше? Вот это: «…по оробелым! В гущу бегущих грянь, парабеллум!».
А вот эпиграмма Троцкому не понравилась. Она создавала впечатление, что он обиделся на Фрунзе, а Маяковский эту обиду выразил. На самом же деле об этом речи быть не могло. Троцкий собирался назначить Фрунзе (и только его) на пост наркомвоенмора, если сам возглавил бы Совнарком. Об этом Лев Давидович успел раструбить достаточно широко. Это и породило криминальную версию смерти Фрунзе, который вдруг прослыл «троцкистом».
Вы спросите: а почему этот памятник ещё не достроен? Сегодня кое-кто ещё знает, что такое ОСРАМ. А скоро таких не останется. А горелкой Бунзена будут пользоваться ещё лет 200…
Через 95 лет никто уж не помнит, как всё начиналось! А ведь в первые месяцы советской власти всё было впервые и вновь. Дела революционной демократии поражали воображение самых смелых фантастов. Большевистский декрет о мире, объявивший все народы всех империй жертвами незаконной аннексии, был не слабее эсеровского — о земле. Тот всего лишь отменял частную и государственную собственность на землю и передавал все угодья крестьянским общинам для раздела или сельсоветам для организации совхозов. Авторы законопроекта мечтали об освобождении от ига Государства и Капитала. Они тосковали по настоящей (не буржуазно-либеральной) Свободе, «но не ведали, как эта баба страшна». Судьбе было угодно показать это тем из них, кто дожил до середины 30-х годов. Но страшный урок не поколебал силы духа настоящих героев.
Мария Спиридонова чуть не сорвала правотроцкистский процесс 1938 года, отказавшись признать, что знала о намерении Бухарина убить Ленина летом 1918 года. Западные журналисты резонно предположили, что пламенной революционерки нет в живых. Но Мария Александровна дожила до 11 сентября 1941 года, оставаясь верной самой себе, во всевозможных камерах Орловского централа. Не всякий читатель оценит. Для понимания надо проехать в столыпинском вагоне хотя бы сутки. Или вспомнить звук, издаваемый стенами одиночки после того, как её дверь надолго захлопнется.
Вы спросите — причём тут Фрунзе?
Да притом, что он хорошо помнил эти звуки и ощущения… И потому не получал удовольствия от арестов, расстрелов и др. мероприятий новой власти. Сам он был каторжанином по жизни, а многие из них — конвоирами. А это биологическое различие оказалось сильнее сословных, партийных или классовых. Пленный белый офицер был для Фрунзе в первую очередь пленным, а потом уж белым. В этом и была причина трений между Наркомвоенмором Троцким и его замом Фрунзе. Троцкий никак не мог понять взаимной симпатии Фрунзе и Махно. Ведь между этими людьми не было ничего общего! Кроме смертного приговора, который тот и другой имели удовольствие выслушать. Лев Давидович не имел — что ж с того? Это же мелочь в сравнении с мировой революцией. А в неё-то Троцкий и Фрунзе свято верили.
Михаил Васильевичу было не по чину менять принципы международного права. Его интересы были скромнее — Фрунзе первым заметил, что территориальное деление центральной России давно устарело. Границы губерний совпадали с границами древних княжеств. Это приводило к анекдотическим ситуациям — Иваново-Вознесенск относился к Шуйскому уезду Владимирской губернии, хотя имел куда большее значение, чем Шуя или Владимир. Да и связан он был куда теснее с костромской Кинешмой, чем с иными владимирскими городами.
И ещё одно обстоятельство немаловажно. Весной 1918 года позиции двух советских партий были куда прочнее в Иваново-Вознесенске и Кинешме, чем во Владимире или Костроме. А союз большевиков с левыми эсерами «символизирует единство пролетариата с трудовым крестьянством». Эту цитату из Ленина очень часто произносил Фрунзе, добиваясь создания новой, красной губернии. Её экономическое единство не вызывало сомнений. Но главное преимущество — почти полное отсутствие врагов революции, которых надо сажать и расстреливать.
Переименование большевистской газеты «Рабочий город» в «Рабочий край» было самым первым шагом. Уезды, в которых жили подписчики «РК», должны были отойти к красной губернии. Ведь газета не только пропагандист и агитатор, но и организатор всякого нового дела.
И эту цитату из Ленина Фрунзе часто приводил. Мог ли он представить, что история создания красной губернии будет так опошлена и оболгана! Даже газета «Рабочий край» оказалась основанной в 1905 году во время общегородской стачки. Воистину — нет такой нелепой лжи, до которой не додумались бы идеологи КПСС. Но эта дожила до наших дней — в 2005 году даже широко отметили столетний юбилей «Рабочего края». За счёт налогоплательщиков города и области.
Но вернёмся в 1918 год. Союз братских партий резко распался. Дошло до стрельбы чуть ли не по Кремлю и до взятия Дзержинского в заложники. Потом загремели выстрелы у тюремных гаражей. Но до конца августа удалось задержать маховик большого террора. Тысячи подозрительных были спасены.
Мария Спиридонова заявляет на допросе в ВЧК, что член ЦК ПЛСР Сергей Мстиславский — никакой не эсер. Он литератор, в политике несведущ. Все люди, привлечённые им к работе в партийной печати, тем более не имеют отношения к эсеровским идеям. Они — хорошие специалисты слова, если верить Мстиславскому. А как ему не верить — разве С. Есенин и О. Мандельштам не мастера? Мария Александровна спасла всех — Мстиславский пережил Сталина и умер засуженным орденоносцем, автором известной книги «Грач — птица весенняя». Смерти Есенина и Мандельштама были другими. Но время для написания «Москвы кабацкой» и «Чернозёма» было выиграно. Спасибо, Мария Александровна.
В те дни Фрунзе тоже спас писателя. Он вызвал к себе местных лидеров левых эсеров. И ультимативно потребовал от них немедленного вступления в большевистскую партию. Дольше других упирался Фурманов — ссылался на своё анархистское прошлое, не понимал, что красную губернию только так и можно спасти. А когда понял, то получил дополнительное задание. Надо было ехать на Восточный фронт комиссаром, стукачом. Правда, при командире, на которого и стучать-то не нужно. В. Чапаев верен революции, хотя в прошлом и царский офицер. Хотя и пишет с соблюдением всех правил старой орфографии. Комиссар при нём не нужен — нужны доказательства лояльности Фурманова. Его тогда тоже нужно было спасать. Ему предстояло создать великую легенду о неграмотном, но честном красном командире, который понятия не имел бы об Александре Македонском, если бы не культурный комиссар. Эта легенда легла в основу романа «Чапаев», фильма и миллиона анекдотов. А разве всё это, вместе взятое, не стоит одной строчки: «мы живём, под собою не чуя страны»?
Думаю, что стоит. Не было бы советского прошлого — не было бы и настоящего. Сегодня не все понимают, что русская революция — это великая трагедия великого народа. Я слишком уважаю свою страну, чтоб думать иначе. Чтобы считать, что имел место фарс, состряпанный на Западе. Но в Кремле сегодня учат именно этому. Там думают, что нас должно резать или стричь, там не считают наш народ великим.
* Газовая горелка, имеющая инжектор, установленный в металлической трубке с отверстиями для поступления воздуха. Изобретение немецкого химика Роберта Бунзена.
** Подразумевается лампа накаливания. Изначально — аббревиатура от слов «осмий» и «вольфрам», металлов сплава, из которого делают нить накаливания. Сейчас — немецкий концерн, производящий осветительные приборы, подразделение «Сименс».