Дед Андрей стоял в общей кухне коммуналки, поставив левую ногу на табурет, и курил папиросу «Север» в круглую дыру печной вытяжки. Он всегда по утрам так стоял, большой, лысый и монументальный. Только движение руки и дымок, уходящий в дыру, скрашивали дедову скульптурную неподвижность. Дед закашлялся. Маленький Вовка подошёл ближе и сказал:
— Я ночью слышу, как ты кашляешь за стенкой…
Дед положил большую ладонь Вовке на голову:
— Я буду потише…
Вовка совсем не то хотел сказать. Соседский дед вовсе не мешал ему засыпать, даже наоборот. Приглушённый кашель смешивался со стальной пробуксовкой паровоза в грузовом порту на том берегу Кинешемки и навевал дремоту. Вовка хотел выразить деду уважение. Бабушка рассказала, что Андрей получил от фашиста рану в грудь и теперь всегда кашляет. Ему бы бросить курить, но он не может, потому что тогда болит рана. Вовка открыл рот, чтобы объяснить это деду, но тот уже загасил окурок в пустой консервной банке и ушёл.
Потом дед лежал в той же кухне в большом красном гробу, тоже монументальный. Это была первая смерть, увиденная Вовкой. Он так и не объяснил деду Андрею, что хотел ему сказать. Столько лет прошло, а Вовка всё жалеет.